Он встал, пошатнулся на нетвердых ногах, огляделся, скользнув по ним взглядом, уже не отличая их от неодушевленных предметов — стволов, пеньков, дороги, столбов… Рефлекторно, словно стараясь защититься, обнял себя одной рукой за плечо и с неподдельным, нескрываемым страхом посмотрел на туман, прятавшийся сейчас высоко в листьях деревьев, — лишь туман казался Егору реальным собеседником, живым, одушевленным и вызывающим ужас.
— Спасибо, что не прошли мимо, — почти скороговоркой сказал он. — Мне действительно не нужна помощь с похоронами. Пусть Ада Антоновна ни о чем не беспокоится. Помогите лучше ей, поддержите ее. Прошу прощения. — Он двинулся прочь быстрым шагом. Но через десяток шагов не сдержался, припустил, почти побежал прочь — стараясь поскорей унести ноги из туманного Провалля.
С минуту Даша и Акнир смотрели, как он удаляется от них по желтой дороге и скрывается в белом сумраке.
Затем Чуб недовольно оглядела свои грязные коленки.
— Тю!.. Чулки порвала! — она придирчиво изучила хэллоуинскую расцветку в виде кровоподтеков и ран и не расстроилась. — А вообще, так даже лучше — креативней. Дырки однозначно вписались в дизайн… еще бы настоящей крови добавить…
— Лучше обойдемся без крови, — мрачно сказала Акнир.
— Но ведь Егору теперь ничто не угрожает? — уточнила Даша, подтягивая чулки.
— Нет. Круг Киевиц защищает его. Теперь она до него не доберется.
— Думаешь, это она? Ирина заманила его сюда, чтоб убить? Она прислала ему sms с того света? Она сейчас здесь? — вмиг потеряла оправдательную версию Чуб. — Ты вообще видела эти белые руки? А на нас туман тоже может напасть? — она поежилась, на туманной аллее стало сыро и холодно. Тропа перестала быть радостно-желтой — туман опускался вниз, окрасив деревья в пегую марь, заключив их в белую клеть, окончательно отрезав от мира.
— Вот и Мамки пришли, — устало сообщила Акнир.
— Что же нам делать теперь?
— Ничего, — резковато ответила ведьма. — Для Егора мы сделали все, что могли. А нам туман ничем не грозит. Для того Киевицы и чествуют душечек, чтобы Мамки с Дедами служили не только некромантам, но и нам — помогали и защищали. Пора возвращаться в Башню, пригубить рябиновку, разделить с ними хлеб. А то душки обидятся… Да и у Маши как-никак день рожденья.
— Ну нашу Машу и угораздило родиться вообще, — Чуб присела на влажный от тумана пенек и принялась чепурить свои креативные дырки.
— И это объясняет в ее характере многое. Точнее, все, — сказала ведьма. — Акнир снова достала свою белую трубочку из кости с тонкой резьбой, распалила ее, вызывая к жизни путеводную змейку. — Все мы похожи на дни, в которые мы родились.
— Типа знака зодиака?
— Катя, например, родилась в ноябре, почти в полной тьме… И тьма в ней сильна. Тьма идет из нее. И еще неизвестно, победит ее тьма или она победит свою тьму и станет ее повелительницей.
— А я?
— Ты родилась в дни Перунового лета, в дни всесильного огня.
— Только что-то мой огонь не особо горит.
— Он-то горит. И не его вина, что ты до сих пор не поставила на него даже кастрюльку, чтобы сварить себе хотя бы завалящую кашку, — хихикнула ведьма. — Но Маша… — Акнир покачала головой. — Она появилась на свет в тот день, когда целый мир оборачивается назад и всматривается в Прошлое. Потому она и стала историком, потому видит Прошлое так ясно и так далеко. Так любит его… И еще потому она, единственная из вас, не боится смерти.
— А я что, боюсь? — оскорбилась Даша.
— Ты не боишься рисковать, а она — умирать. Ведь она родилась в Дни Смерти, в Дни окончания времен, когда заканчивается свет и начинается тьма. Вот кто мог бы познать настоящее Провалля, дойти до любой его глубины, даже до Ада. И вернуться обратно. Смерть — часть ее «я». Как и возрождение. Потому из вас Трех лишь она способна воскрешать мертвецов. Потому что в день, когда она родилась, жизнь и смерть сплетаются в единое кольцо Уробороса, вчера и сегодня становятся неразделимыми, и то, что было, — существует всегда.
— Угу, — не вняла ее патетике Чуб. — Умирать она не боится, а сказать мужику, что у них есть ребенок, так трясця от страха. Уй, класс! — хлопнула себя по креативным коленкам она. — У меня землепотрясная мысль!
Глава восьмая
Асенька
Сумерки сгущались, но серость приближающейся ночи разбавлял странный белый туман. И прежде чем Маша повернула выключатель и зажгла в гостиничном номере электричество, ей показалось, что вокруг неподвижного окаменевшего в своем страдании художника собрался размытый белый нимб.
Ковалева подошла, положила руки на плечи Вильгельму Котарбинскому:
— Когда умерла Ася? — спросила она.
— Вчера. Завтра похороны, — бесцветно ответил он.
— Знаете, я недавно читала газету. Там описывали удивительный случай. Умершая дама ожила на столе в прозекторской. У нее был летаргический сон. Такое случается.
— Да, чудеса случаются, — безнадежно сказал он. — Но очень редко.