Она вскочила с кровати и обвила его шею руками. Она ласково перебирала его каштановые локоны, глядя ему прямо в глаза. Ей было очень важно то, что она собиралась ему сказать.
— Послушайте, Юрий, я фотограф. Я снимаю людей. Некоторые их них мне нравятся, некоторые нет. Вы попали в число первых. Когда я вижу, как вы танцуете, я мысленно перевоплощаюсь в вас и я хочу секса с вами.
Снова обретая уверенность в себе, он обнял ее и прижал к своей широкой груди.
— Я, право, не знаю, что делать. Пожалуй, лучшее, что я могу дать вам, это кадры, которых не снимал еще ни один фотограф.
— Я хочу только, чтобы вы были естествененны.
— Не будьте глупышкой, — он приложил ей палец к губам, у вас будет то, чего не было никогда у других фотографов.
В Дженнифер заговорил профессиональный интерес. Она огляделась в поисках одежды и заметила обрывки на полу у кровати.
— И что же я надену, — сокрушенно произнесла она.
— Вам холодно? — заботливо осведомился он.
— Я голая, а вы одеты. Да, мне нужна одежда.
— Так… — он задумчиво почесал свой квадратный подбородок.
Он огляделся, потом прищелкнул пальцами. Он шагнул к гардеробу и распахнул его. Мгновение он стоял в нерешительности, затем выдернул горностаевую шубку и бросил ей. Она поймала ее детским движением и утонула в ней.
— Вам очень идет. Женщина, для которой я привез ее, сбежала с моим братом, так что мне очень приятно отдать эту шубку вам.
— Так тепло.
Улыбка осветила его грубое русское лицо. В его глазах светилось счастье.
— Теперь вы должны сделать отличные кадры. Я не могу более стоять на вашем пути к успеху.
Дженнифер с усилием проглотила его слова. Они оставляли неприятное двойственное впечатление, ему не стоило их говорить. Она принялась распаковывать аппаратуру и устанавливать освещение. Работа помогла ее успокоиться.
— Что я должен делать? — спросил он, видя, как она сгибается под тяжестью аппаратуры.
— Пойти побриться. Мне нравится ваша борода, но, я думаю, большинство людей все же предпочтет гладкое лицо у великого танцора.
Он покраснел как мальчик и кивнул. Он пошел в ванную и прикрыл за собой дверь.
— Фу, — Дженнифер глубоко вздохнула. Она была рада получить передышку от неистового вихря по имени Юрий Московой. Теперь у нее было время установить освещение. Она закрепила свой «Никон» на треноге и занялась некоторыми деталями, связанными с выдержкой.
Выйдя из ванной, Юрий выглядел собранным и спокойным. Вид камеры и направленных на него прожекторов, подействовали благотворно. Он непринужденно улыбнулся, а Дженнифер нахмурилась, надеясь, что он не собирается разыгрывать перед ней тот спектакль, который знаменитости репетируют перед зеркалом, а потом демонстрируют всем фотографам.
— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил он.
— Притворились другим человеком, другим танцором.
Идея ему понравилась. Роль другого человека открывала новые возможности. Он поднял руки над головой и начал танцевать.
— Это обычный народный танец, — объяснил он ей, в то время как его ноги отбивали такт на полированном полу комнаты. — А вот это, например, Руди Нуриев.
Дженнифер видела, как он все больше воодушевляется, изображая стиль Нуриева так точно, что она готова была поверить в волшебное чудо.
— Вы разучили это заранее, — сказала она, щелкая затвором фотоаппарата.
— Мы с Руди друзья. Он такой мастер, что ему легко подражать.
— Прошу вас, снимите одежду и продолжайте.
— Публика будет шокирована.
— Публика оценит красоту вашего тела. — Она играла на его тщеславии.
— Да, пожалуй.
Он разделся и танцевал перед ней, удивительно точно копируя стиль Барышникова и Петра Мартинса. Он превратил уютную гостиничную комнату в сцену.
Наконец он сказал: «Хватит». Когда он остановился, на его красивом русском лице можно было заметить лишь легкую тень усталости. Он был в отличной форме, несмотря на измождение, и тело его казалось не знающим усталости, почти нечеловеческой машиной, состоящей из сухожилий и мускулов.
— Вы засняла все, что нужно? Я старался искупить свое ужасное поведение.
Она дотронулась до его щеки.
— Да, я знаю. Я должна бы быть счастлива.
— Но?.. Почему вы несчастны?
— Эти снимки все же несовершенны. Я хотела, чтобы вы излили душу передо мной, чтоб вы были абсолютно свободны.
Он замер, не закончив движения, неподвижный, как изображение Кабуки.
— Я танцор, и я свободен.
— Нет, вы связаны тем, что вы делаете. Я хочу сфотографировать вас, а не роль, не перевоплощение.
— Да, — произнес он не вполне уверенно, дотрагиваясь до ее груди и как бы ища в этом поддержку. Она не противилась его прикосновениям, но он уклонился. Что бы вы хотели от меня?
— Выйдите на улицу. Может быть, там мне удастся сделать настоящую фотографию.
— Настоящую?
— Да, самодостаточную. Дайте я объясню: я пытаюсь сделать фотографию, которая вырвала бы вас из формальной структуры танца, которая вас сковывает. Я хочу, чтобы это было то самое.
— Что же?
— Я пойму, когда увижу. Когда картинка в моей голове совпадет с тем, что я вижу через объектив. Щелкнуть именно в этот момент и вот у меня есть то, чего я ищу.