Александр Еричев

Джером

Ирония.

Так бы сказал какой-нибудь недалёкий зазнайка. По факту, это была, скорее, идиотская шутка, за которую он ненавидел своих родителей, ведь только болваны могли назвать сына в честь этого мёртвого города-призрака.

Джером родился здесь, в Джероме, штат Аризона. Он не считал это ироничным. Большей иронией ему казался тот факт, что жалкие людишки нашли способ зацепиться за прошлое и продолжить жить в этой могиле истории, ничем не примечательной, но отчего-то привлекающей туристов со всей страны. Видимо, американцы действительно уникальная нация.

Ему было шестнадцать. На прошлой неделе, как говорится, «стукнуло». Причём, так сильно, что до сих пор звенело в ушах. В этом проклятом городе единственным развлечением для него было напиться с дедом, тайком от родителей. Старый шахтёр, проработавший всю молодость на здешних месторождениях до того, как всё загнулось, был рад собутыльнику, которому можно рассказать множество интересных историй. Конечно же, интересными они были только для рассказчика. Джерому было интересно лишь то, когда же сам он решится послать всё к чертям и либо повесится, либо наконец-то уедет куда-нибудь, пусть даже в Финикс.

Местные музей, галерея и национальный парк нисколько не забавляли юношу. Да и друзей у него почти не было здесь. Трое ребят, один из которых был старше его на шесть лет, а двое других – младше на два года. Ну, конечно, единственной прелестью в этом городе была Маргарет. Она была с ним одного возраста, и, казалось, все трое были влюблены в неё.

Когда население города не доходит даже до пятисот человек, то начинаешь думать, что знаешь каждого жителя в нём. Само собой, это не было правдой, и где-то в пустынных лабиринтах улиц Джерома жили семьи, в которых тоже были подростки. Во всяком случае, так он полагал, ведь это походило на факт.

Этим вечером его родители потчевали группу туристов в своём ресторанчике с домашней едой и самодельным пивом. Потому Джей, как он сам себя предпочитал называть, ведь это было менее тупым, чем Джером, отправился вновь к дому своего деда. Пусть ему и докучали рассказы того, всё же это было лучше, чем сидеть в интернет – чатах, как его друг Чарли. Тот, что старше.

Ларс Эттчер, его дед, на сегодня подготовил аризонское вино с очередной винодельни штата. Самому Джею было абсолютно без разницы, чем туманить разум. Была бы у деда травка или ЛСД, он бы без раздумий употребил и их.

– Добротное винцо, Джей-Джей. – отхлебнув из керамической чашки (Ларс не уважал распитие вина из бокалов, называя это «женскими штучками»), старик зычно прочистил горло. Тот называл его Джей-Джеем, что тоже нравилось самому юноше, потому он и не возражал. Только «тупые предки никак не могли допереть» до того, что сплоховали с именем для сына, продолжая называть его Джером.

Старый Эттчер обладал скрипучим противным голосом, потому, наверное, у него и не было друзей. Хотя, вполне возможно, причина была в том, что в этом сраном, по мнению юноши, городишке людей катастрофически не хватало. Да и жил дед почти у самой окраины, близко к закрытым шахтам.

– Здесь были грёбанные шахты, очень богатые всяким металлом, ты знал?! – его стандартное начало какой-нибудь заезженной истории раздражало Джея, но он, в какой-то мере, уже привык к этому бесполезному вопросу. Сделав глоток вина, он отвечал:

– Да, сэр.

– Да, конечно же, знаешь… Это все знают. Но есть то, чего не знает никто в этом городишке, никто из приезжающих сюда туристов, мать их за ногу… – старик многозначительно замолчал. Молчание затянулось, что означало лишь одно – пора было Джею задать вопрос.

– И что же это, дед?

– Не знаю, стоит ли тебе рассказывать… Современная молодёжь не умеет ни слушать, ни думать. Полоумные скептики, не признающие никого и ничего, кроме интернета и своего смартфона, или что там у вас сейчас. В моё время всей этой дряни не было, и было всё куда интереснее. Люди были людьми.

Он замолчал, опустошая свою кружку и наполняя её заново.

– Я тогда работал в шахте. Проклятый тысяча девятьсот пятьдесят третий год. Как сейчас помню… Тогда последняя шахта в городе была закрыта. Люди и до того уезжали отсюда прочь, тысячи семей оставшихся без работы шахтёров. Но в тот год произошло нечто, заставившее бежать многих. От тысячи жителей осталась только сотня. Сотня упрямцев, среди которых был и я. – он встал и проковылял к старому, как он сам, книжному шкафу, откуда взял какую-то брошюру, как Джею поначалу показалось. Но когда Ларс сел снова, то юноша понял, что это была аккуратно сложенная карта. – Здесь у меня отмечено всё.

Он разложил её на столе перед внуком.

– Вот, холм Клеопатры. А тут – последняя шахта. Та самая, где работал я.

Джей с деланным интересом наблюдал за пальцем деда. Отметки на карте мало интересовали его. Но за хорошее вино приходилось чем-то платить.