Джинсы в горошек

Что угодно я ожидала услышать от Мишки, только не это.

– А деньги?

– Забыла? Мы же богатые! – Мишка полез в карман и выудил из него смятый квадратик. Развернул. Вынул второй. Сто и сто. Двести рублей. Бабушкин подарок.

Мишка хлопал глазами. Я думала, он ещё больше расстроится. А он заржал на всю улицу.

– Ну кру-у-уто! Как там она сказала? «Купишь себе что-нибудь хорошее»! Может, планшет?

– Лучше этот… Айфон! – подхватила я.

– И велосипед!

– Самолёт – в школу летать.

– И дом рядом с морем – будет где школу прогуливать.

– И корабль с парусами… – У меня уже щёки болели от смеха.

– Годится, – кивнул Мишка. – А на сдачу возьмём два билета на колесо обозрения. Как раз хватит! Хорошо, что у меня бабушка такая щедрая.

В подземном переходе тоже были ступеньки, только совсем нетрудные. Мы с Веткой наперегонки сбежали вниз, а Мишка весело съехал по железным полозьям для колясок – и как только не грохнулся?!

Мы немного запутались в гулком полумраке. Непонятно, куда повернуть, чтобы выйти к остановке. Направо? Налево? Или лучше идти вперёд?

И вдруг я услышала музыку. Сначала неуверенную, как шаги в темноте. Гитара сбивалась, нащупывала звук. А потом её подхватил удивительный голос, лёгкий и чистый. Он был как только что вымытое окно, на которое ещё не успела лечь пыль.

Вот танцуют два пакетика над мостовой,Тёплый ветер, тёплый ветер их двигает за собой.Один пакетик дачный, а второй прозрачный,Они скользят, они шуршат и дышат…

Пела невысокая худенькая девушка. Она была смешная, с короткой коричневой чёлкой. А ещё у неё были такие же джинсы, как у меня. Синие джинсы в горошек! Только с дырками на коленках. Рядом стоял гитарист. Он играл уже гораздо лучше, но иногда всё равно спотыкался. Может, потому, что ему всё время хотелось видеть её лицо. Он встряхивал головой, чтобы тонкие разноцветные косички не мешали смотреть. А она пела:

Ты люби меня за буковки, за пустоту.

За луковую шелуху в уголке, за след на песке.За оторванную ручку мою держисьИ кружись, кружись…[1]

И тут он отложил гитару, взял какую-то изогнутую трубу, выдохнул в неё, и труба тоже запела – густым, низким голосом, и теперь уже девушка не могла отвести от него глаз.

Люди проходили мимо, кто-то останавливался, слушал, бросал деньги в открытый гитарный чехол. Высокий мальчик с фиолетовыми волосами положил туда апельсин.

Я бы слушала их целый день. Но Мишка дёрнул меня за рукав – пора!

– А у тебя в рюкзаке что-нибудь есть? – шепнула я. – Ну, может, яблоко… Или конфета.

Мишка покачал головой. Последнюю желатинку я давно скормила Ветке. У нас ничего не было. Хотя… Как это ничего?!

– Мишка! Горошек!

Мишка уставился на меня. Нахмурился, не понимая, с чего это я обзываюсь. И наконец понял.

Мы разодрали толстую плёнку. На цыпочках подошли к чехлу. Одну банку положил Мишка, вторую – я.

Мы поднимались к остановке, и меня догонял припев: Пакетики танцуют, пакетики кружат… Там было что-то ещё. Но я уже не могла разобрать слова, потому что лестница кончилась.

– Следующая – «Парк», – сказал Мишка.

Мы устроились на заднем сиденье. Ветка залезла мне на колени и даже успела заснуть.

Наверное, это был какой-то специальный сонный троллейбус: напротив нас храпел громадный дядька в кожаной байкерской куртке.

С его майки скалился какой-то ушастый монстр, и, кажется, у него тоже были закрыты глаза.

– Хр-р-р, – троллейбус дёрнулся, и с колен байкера чуть не свалился пакет. Из него торчал розовый рыбий хвост и огромный букет, украшенный бабочками и блёстками.

Я поймала взгляд Мишки и сразу поняла, О ЧЁМ он подумал.

– Нет! – прошипела я. – Ты с ума сошёл?!

Но Мишка уже достал из упаковки две банки и подкрался к байкеру.

– Хр-р-р-пс-с-с, – сказал байкер.

Первая банка с горошком скользнула в пакет. Байкер зачмокал губами. Мишка замер… Так, теперь вторая.

– Остановка – «Парк пятидесятилетия октября», – сонным голосом прогудел водитель.

– Хо-о-о, – захрапел байкер и прислонился к окну.

Я стряхнула с колен обиженную Ветку, подхватила рюкзак и следом за Мишкой выскочила из троллейбуса.

– Странное имя у этого парка. В нём что, пятьдесят лет был октябрь?

– Я бы не отказался, – хмыкнул Мишка. – Представляешь, везде снег, а тут можно без шапки гулять.

Вход в парк охраняли скульптуры. С одной стороны – грустная девушка на скамейке, с другой – влюблённые.

– Мишка, давай их украсим! – предложила я.

Одну банку мы положили на колени одинокой девушке – пусть ей будет повеселее. Другую пристроили на ладони влюблённому. Парень и девушка протягивали руки навстречу друг другу, но злой скульптор поставил их слишком далеко. И через пятьдесят, и через семьдесят лет октября они так и не встретятся.

– Ну вот, испортила всю романтику, – хмыкнул Мишка, – теперь кажется, что она решила отобрать у него консервы.