Джо Р. Лансдейл. Повести и рассказы.

Джим пришел в себя, лежа на спине возле машины. Он пошевелился, и все завертелось, затем медленно собралось вместе и обрело привычные очертания. Его выбросило из автомобиля, как и Уильяма, который валялся неподалеку. Сама машина лежала на крыше, колеса еще вращались, из-под капота вырывались облачка пара — чистые, как отбеленный хлопок. Постепенно колеса остановились, словно старые часы, у которых кончился завод. Лобового стекла не было, три из четырех дверей сорвало и разбросало по сторонам.

Автомобиль монахинь стоял на обочине. Его двери открылись, и монахини вышли. Их было четверо. Они были ненормально высокими, а их колени, как и локти, сгибались не в ту сторону. Наверняка это сказать было нельзя из-за их длинных одеяний, но было похоже на то — да и их безобразные локти наводили на эту мысль. Они стояли на дороге в свете луны, бледные, как пельмени. Их зубы, казалось, выросли еще больше, спины были согнуты, как большие луки, а свиные ноздри жутко и не к месту смотрелись на крючковатых ведьминых носах. Одна из них держала в руках обрезок доски.

Джим подполз к Уильяму, который пытался сесть.

— Живой? — спросил он.

— Да вроде, — произнес Уильям и дотронулся пальцем до кровоподтека на лбу. — Я отстегнул ремень безопасности прямо перед тем, как они в нас воткнулись. Глупо. Не знаю почему. Наверное, хотел выбраться из машины. Голова совсем не варит.

— Смотри, — сказал Джим.

Они посмотрели на дорогу. Одна из монахинь спускалась с насыпи, направляясь к перевернутой машине.

— Если ты можешь идти, — прошептал Джим, — то думаю, нам пора.

Уильям не без труда поднялся на ноги. Джим схватил его за руку и потащил в лес, где они остановились, привалившись спинами к дереву. Уильям сказал:

— Все кружится.

— Скоро остановится, — подбодрил Джим.

— Надо голову охладить. А то я сейчас вырублюсь.

— Погоди, — сказал Джим.

Монахиня, которая спустилась с насыпи, наклонилась позади машины Уильяма и на несколько мгновений исчезла из виду — а затем они увидели, что она поднимается по склону и волочет Гарольда за собой, держа его за ногу. Тело Гарольда волочилось по земле, как будто у него были переломаны все кости.

— Господи боже, — дрожащим голосом проговорил Уильям. — Ты это видишь? Надо ему помочь.

— Он мертв, — сказал Джим. — Они проломили ему голову доской.

— Черт, Джим. Этого не может быть. Они же монахини.

— Вряд ли, — сказал Джим. — По крайней мере, не такие монахини, каких ты знаешь.

Монахиня доволокла Гарольда до черной машины и отпустила его ногу. Другая монахиня открыла багажник и вытащила оттуда что-то похожее на сложенный шезлонг, только больше. Она поставила этот «шезлонг» на землю и пнула его ногой. Сложенный предмет начал со скрипом и стуком раскладываться. Он развернулся — прямой силуэт, наклоненный немного влево. Его глаза, ноздри и рот были просто отверстиями, через которые сквозил лунный свет. Его голова поднялась вверх под давлением похожих на вешалку плеч, а под ними развернулась грудь, похожая на старый проволочный каркас, который в старину использовали для пошива платьев, или, может быть, на птичью клетку, обитатель которой был бы заточен навечно. Стук и скрип не стихали. Снизу выдвинулись длинные кости ног с вывернутыми назад коленями и огромными, забранными в металл ступнями. Тонкие, как палки, руки повисли ниже колен, ударяясь о них, словно ветки о подоконник. Он встал во весь рост, и в нем было не меньше семи футов в высоту. Как и у монахинь, его колени и локти сгибались не в ту сторону.

Монахиня, стоявшая возле багажника, наклонилась и достала оттуда еще что-то — что-то довольно крупное, бьющее крыльями в ночном воздухе. Она держала крылатое существо за когтистые лапы, оно яростно щелкало клювом, высматривая, что бы ему клюнуть. Свободной рукой монахиня открыла грудь складного человека — в центре ее была дверца на петлях — и засунула черное крылатое существо внутрь. Оно забилось там, словно сердце, получившее укол адреналина. Отверстия глаз складного человека заполнило красное свечение, вокруг рта наросли губы, похожие на толстых червей, в ночь вывалился длинный, как гадюка, и темный, как грязь, язык, ноздри с шумом втянули воздух. Одна из монахинь нагнулась, зачерпнула пригоршню глины с обочины и прижала ее к руке складного человека; со скоростью сплетни глина расползлась по его телу, покрывая голые кости плотью земли. Та монахиня, которая вытащила складного человека из багажника, схватила Гарольда за ногу и с легкостью, словно он был надувной куклой для секса, забросила его в черный зев багажника, затем захлопнула дверцу и посмотрела в ту сторону, где, прислонившись к дереву, стояли Джим и Уильям.

Она не то кашлянула, не то что-то сказала, и складной человек начал спускаться с насыпи, двигаясь поначалу неровно и как будто неуверенно. Его суставы скрипели, словно несмазанные шарниры, его конечности двигались с металлическим лязгом, к которому добавлялся тот специфический звук, какой издает с силой скручиваемая проволочная вешалка.

— Бежим! — прохрипел Джим.

* * *