Когда мы добрались до шоссе, наступил час пик. Возможно, теперь моя затея кажется настоящим безумием, но тогда я рассуждал так: хоть дорога и будет перегружена, но транспорт будет двигаться не слишком быстро. Джорджу как раз это и было нужно. Чтобы уяснить дорожные правила, ему необходимо было чувствовать опасность, но лучше, чтобы угроза оказалась не слишком страшной.
– СТОЯТЬ! – крикнул я, как только мы подошли к пешеходному переходу у мебельного магазина. – Джордж, СТОЯТЬ.
Машины ревели, и я видел, что Джордж напрягся: уши встали торчком, глаза бегали. Этого я и хотел. Мне нужно было, чтобы он увидел опасность и, поддавшись инстинктам, не стал отходить от меня.
Тогда эта идея казалась мне отличной, но теперь, вспоминая об этом, мне кажется, я так и слышу голос Джорджа, который говорит:
– Ты что, смеешься? Ты правда думаешь, что это сработает?
Но, видимо, таков уж я. Даже в самые тяжелые времена сохраняю проблески оптимизма. Или все-таки это были моменты безумия?..
Как бы то ни было, в тот день я действительно пребывал в приподнятом настроении и не сомневался, что у нас все получится.
– Давай, Джордж, стой рядом. Стоять. СТОЯТЬ! ДЖОРДЖ! ДЖОРДЖ! ВЕРНИСЬ, НЕГОДЯЙ! ДЖОРДЖ! МЕРЗА-ЗА-АВЕ-ЕЦ!
Джордж сорвался с места и устремился на другую сторону шоссе. Он мчался через шоссе, как шарик в автомате для пинбола. Он вообще не смотрел на дорогу: все его внимание было приковано к огромной рыжей кошке, которая разгуливала вдоль витрины магазина напротив нас. Я с ужасом видел, как водители тормозили, резко сворачивали в сторону или ударяли по тормозам, чтобы не сбить Джорджа. Белый фургон едва не врезался в ехавшую перед ним машину; со всех сторон мне отчаянно сигналили и махали руками.
А я не мог пошевелиться от страха, сердце отчаянно колотилось. Но не успел я перевести дух, как Джордж повторил свой маневр. Видимо, кошка убежала, поэтому он тут же развернулся и рванул обратно ко мне, петляя между машинами, а я в панике наблюдал за происходящим. В мгновение ока он уже снова стоял рядом, тяжело дыша. И, казалось, сам был в таком же ужасе, как и я.
– ПЛОХОЙ ПЕС, Джордж! Стой здесь! Слышишь меня? СТОЯТЬ!
Только чудом он не стал виновником аварии и сам не угодил под колеса. Я со всей силы стукнул костылем по тротуару и ругал его как можно громче, показывая свое крайнее негодование, чтобы пес понял, какой ужасной была его выходка.
– ДРЯНЬ! ПЛОХОЙ ДЖОРДЖ! – орал я снова и снова.
Он прижал уши, наморщил лоб и взвизгнул. Мне было его жаль, я совсем не хотел так с ним обращаться, но все-таки почувствовал облегчение.
По собственному опыту я знал, что Джордж мог просто отвернуться от меня. У многих бездомных собак, с которыми плохо обращаются, появляется одна особенность: они перестают реагировать, когда их ругаешь. Но Джордж мужественно слушал меня, и я понял, что мы не пропадем. Несколько прохожих с неодобрением смотрели, как я обращался с собакой, и я понимал, что далеко не всем понравятся мои методы. Но я кричал не от злости и не отыгрывался на Джордже. Умение не гоняться за кошками и не метаться по дороге могло в будущем спасти ему жизнь. С того самого дня Джордж больше никогда не бегал за кошками. Теперь, даже если кошка подходит к нему на расстояние вытянутой руки, он не двигается, пока я ему не позволю. И он больше не бегает, как сумасшедший, через дорогу. Мне лишь иногда приходится прикрикнуть на него, чтобы он не забывал о правилах.
– Так ведь, Джордж? – спросил я его только что, увидев, что он проснулся в кожаном кресле Гриффа и самодовольно смотрит на меня. – Сделай лицо попроще. Я как раз рассказываю, каким глупым засранцем ты был.
Разумеется, тогда я и понятия не имел, что, попытавшись спасти Джорджа, я спасу себя самого. Джордж оказался счастливчиком, и его везение вскоре начало передаваться и мне, хотя и не сразу.
Глава восьмая
– Я записала тебя к доктору, Джон, – как-то сказала мне Дот.
– Зачем, мам?
– Просто чтобы проверить твой вес, сынок, – как ни в чем не бывало ответила она. Прозвучало это так, словно намечался обычный осмотр, но это было не так.
Ко второму году обучения в старшей школе я стал толще, чем когда-либо.
Мама никогда не говорила со мной о моем весе, но, видимо, решила, что пора действовать. Я по-прежнему время от времени боксировал, но при этом совершенно не худел. Я даже толстел. Когда мы пришли на прием, мне было ужасно неловко даже стоять перед врачом без рубашки, пока он проводил всякие измерения. Поставив меня на весы, он передвигал гирьки все дальше, пока не обнаружилось, что я вешу восемьдесят четыре килограмма. А ростом я был всего метр тридцать! Я страдал ожирением, и доктор сказал Дот, что боится, как бы мой вес не повредил сердцу. Он решил, что мне нужно обратиться за помощью к специалисту. Я не задавал вопросов. Мне хотелось одного: как можно быстрее натянуть рубашку и покинуть кабинет.