Джон и Джордж. Пес, который изменил мою жизнь

Теперь Грифф подшучивает над этим, но тогда нам было не до смеха. Когда мы запланировали выставку, он всего несколько лет был в арт-бизнесе, но уже потратил кучу денег на организацию фестивалей уличного искусства в Далвиче и Чичестере. Он потратил много сотен фунтов на покупку материалов для меня и привлек к сотрудничеству двух лучших уличных художников, Стика и Тьери Нуара, чтобы все закрутилось по полной.

И дал мне аванс, когда рисунки для совместного проекта еще даже не были закончены, и нередко сам работал до двух часов ночи, чтобы все получилось. Все должно было идти по плану. Только так, и никак иначе.

Несмотря на все это давление, в голову Гриффу пришла еще одна гениальная идея. Если бы ему удалось организовать мне доступ на крышу одного из окрестных зданий, я смог бы включить в свой рисунок стену клуба «Виллидж Андерграунд», которая стала бы даже лучшей площадкой для уличного искусства, чем плакат. Панорама Лондона с крыши в районе Шордич-Хай-стрит тоже смотрелась бы изумительно, а у меня появилось бы новое поле деятельности. Он очень много сделал, чтобы обеспечить мне доступ на крышу офисного центра позади «Теско», который находился прямо напротив моего обычного места и возвышался над Хай-стрит. Грифф в буквальном смысле сдернул меня с тротуара и затащил на самую верхотуру – меня, мольберт, Джорджа и все остальное. Если он не мог прийти сам, то посылал свою ассистентку Карину присматривать за мной. Место оказалось превосходным. Оттуда открывался вид не только на стену «Виллидж Андерграунда», но и на переделанные вагоны позади него, в которых были художественные мастерские; дальше высились небоскребы Хирон-Тауэр и Бродгейт-Тауэр, а слева выглядывала верхушка «Лондонского огурца»[8]. На переднем плане находилась надземная железная дорога; ее ветка заворачивала налево, а под ней проходила оживленная трасса. А дальше за ней между путями была зажата печально известная сауна «Колесницы»[9].

Едва начав работать над панорамой, я поверил в себя, как никогда. Мне хотелось, чтобы рисунок получился идеальным, поэтому я не спешил и усердно работал день за днем. Процесс шел медленно, да и условия были не из лучших. Офисные работники воротили нос, когда видели, как мы с Джорджем поднимаемся наверх мимо их кабинетов, таща с собой мольберт и прочее барахло. Погода тоже не радовала, и несколько дней оказались потерянными, потому что было слишком сыро и ветрено, чтобы сидеть на крыше. Со временем у меня появились фотографии панорамы, благодаря которым я смог работать над рисунком по вечерам в своей квартире.

Для продвижения моей работы Грифф нанял местного кинематографиста Уилла Робсона-Скотта, который должен был снять небольшой документальный фильм обо мне. Работа над картиной мне понравилась. Уилл провел меня по всем моим старым прибежищам, включая Пентонвильскую тюрьму. По дороге я рассказывал водителям такси:

– Мы снимаем кино, потому что я вот-вот взорву арт-пространство!

Пока Грифф был на фестивале уличного искусства в Чичестере, со мной связались рок-музыканты из группы Heaven’s Basement. У них было назначено интервью в программе «Радио 1» с диджеем Элис Левайн. Формат программы предполагал, что гости приносят подарок Элис и ее соведущему. Музыканты попросили меня нарисовать портрет диджеев, и я это сделал. В то время женские лица мне совсем не давались, и я попросил ребят объяснить это Элис, потому что мне совсем не понравилось, как вышел ее портрет: я его просто-напросто запорол. Как только музыканты начали передавать мои слова Элис, она воскликнула: «И не говорите, женские лица ему явно не даются!» Все расхохотались, но все же в этом были и свои плюсы: обо мне говорили. Музыканты подробно рассказали обо мне и о том, как я рисую, сидя на тротуаре вместе с Джорджем.

Я воспринял это как очередное доказательство того, что постепенно становлюсь известным художником. Обо мне говорили на национальном радио. Все шло именно так, как я и надеялся.

* * *

Никогда в жизни я не работал так усердно, как весной 2013 года. Я рисовал виды Хай-стрит и портреты Джорджа так быстро, как только мог, и продавал их прохожим, чтобы обеспечивать нам с Джорджем жилье и пропитание, а затем приходила Карина, которая сопровождала меня на крышу, где я трудился над созданием рисунков для выставки. Когда становилось темно, мои глаза уже косили, а пальцы болели, но сама работа и понимание цели вселяли в меня фантастическое чувство.

Должен признать, когда я был подростком и слонялся по улицам без работы и без всяких перспектив, я не видел смысла надрываться только затем, чтобы отдать кучу заработанных тяжким трудом денег какому-нибудь таксисту. Теперь мои взгляды полностью изменились. Я наконец-то начал понимать, как приятно заниматься честной, продуктивной работой.

Лес время от времени приглашал меня на ужин, и я с упоением рассказывал ему, как упорно и тяжело трудился.

– Я тебя жалеть не буду, – говорил он. – Продолжай. Ты все делаешь правильно.