Джон Р. Р. Толкин. Письма

Точные обстоятельства написания этого письма неизвестны; вероятно, Толкин и Льюис переписывались по поводу критических замечаний Толщина к отрывку из работы Льюиса, зачитанной вслух «Инклингам». Возможно, это была часть монографии Льюиса «Английская литература в XVI веке», выпущенная в серии «Оксфордская история английской литературы» («OHEL»), о которой упоминается в письме.

Septuagesima^{133}

1948

Дорогой мой Джек!

Очень любезно с твоей стороны прислать ответ. Однако пишешь ты главным образом насчет «обиды»; хотя я ведь вроде бы исправил в моем письме «обижен» на «огорчен», разве нет? Не в наших силах не огорчаться тому, что огорчает. Я отлично понимал, что ты не позволишь огорчению перерасти в озлобленность, даже если (или скорее вопреки) тому, что таково, возможно, свойство твоей натуры. Однако ж горе тому, чрез кого приходят искушения! Мне жаль, что я причинил боль, даже если и при том, что у меня было на это право; и еще больше сожалею о том, что причинил ее чрезмерно и без нужды. Мои стихи и мое письмо — следствие того, что я вдруг резко осознал (и нескоро о том забуду), сколько боли может примешаться к авторству, в том, что касается как творения, так и «публикации», каковая является существенной частью процесса в целом. А яркость осмысления, конечно же, объясняется тем, что ты, к кому я питаю глубокую привязанность и сочувствие, оказался жертвой, а сам я — обвиняемым. Я и сам вздрагивал под полупокровительственной, полуиздевательской плетью, в то время как дорогие моему сердцу мелочи становились просто-напросто предлогом для словесной живодерни.

Порою (по счастью, нечасто) на меня находит нечто вроде furor scribendi^{134}, когда слова подбирает перо, а не голова и не сердце; вот это как раз оно и было. Но ничто ни в речах твоих, ни в поведении не дало мне повода заподозрить, что ты счел себя «обиженным». Однако я видел, что некие чувстваты испытываешь — ведь ничто человеческое тебе не чуждо в конце-то концов! — и письмо твое показывает, насколько сильны были эти чувства. Дерзну заметить, что по Божьей милости оно должно бы скорее причинить пользу, нежели вред, но это уж между тобою и Богом. Одна из тайн боли в том, что для страдающего она — залог блага, дорога вверх, пусть и непростая. Однако остается она «злом», и совесть любого человека должна бы устрашиться причинять ее по беспечности или чрезмерно, не говоря уже о том, что умышленно. И даже при необходимости или по особому праву, как в случае наказывающего отца или господина, или даже когда человек бьет собаку, боль — это розга Господня, и применять ее должно с трепетом. Возможно, одно-два моих замечания оказались спра-ведлиры и обоснованны; но мне следовало ими и ограничиться и высказать их иначе. Жесток тот врач, который не вовсе неприятную на вкус пилюлю покрывает оболочкой из желчи!