Ноланец собирается в дорогу! Куда? Зачем? Мочениго разбушевался. Как же это? Он собирается уехать! Сколько на него потрачено, сколько с ним было хлопот, и все, выходит, зря! Месяцами жить в его доме, принимать от него деньги, вещи и вдруг в один прекрасный день взять и уехать! Так провести его! Бруно говорил об отъезде как о деле решенном. Он считает, что вполне выполнил обязательства, пытался как мог приобщить Мочениго к наукам. Теперь он хочет возвратиться во Франкфурт и издать там некоторые свои сочинения.
Пустая отговорка! Он и не подумает ехать в Германию. Так он этому и поверил! Мочениго подозрителен. Пусть лучше скажет, кто его переманил, кто посулил ему горы золотые? Разве ему плохо здесь? Чего ему не хватает? Нет, мессер Бруно ни в коем случае не должен покидать его дома. Они лишь начали их занятия. Еще столько надо сделать!
Всеми силами старался Мочениго удержать его от отъезда. Но Бруно оставался глух к уговорам. Повторил, что не изменит решения. В ближайшие дни, как только позволят дела, распрощается с Венецией. Мочениго осыпал его упреками. Неблагодарность, видимо, не самый большой из присущих ему пороков. Он легко забывает об обещаниях и нарушает слово.
Бруно вспылил. Какое из своих обещаний он нарушил? Мочениго писал ему во Франкфурт, писал не один раз, а дважды о желании постичь «искусства памяти и изобретения». И он, в самом деле, обязался раскрыть перед ним все тонкости этих искусств. Если синьор Мочениго не преуспел в этом, так только благодаря недостатку рвения.
– Искусство памяти! – зло рассмеялся Мочениго. – Кто бы стал ради одной лишь мнемоники выписывать его в Венецию? Он прекрасно знает, для чего его сюда звали. Просто кто-то теперь предлагает заплатить больше за его секреты. И он хочет раскрыть их другому!.
Мочениго едва владел собой. Напрасно синьор Бруно думает, что ему сойдут с рук такие выходки. Мочениго никогда не прощают обид и карают тех, кто злоупотребил их доверчивостью.
– : Если вы, – закончил Мочениго, – не пожелаете остаться у меня по собственной воле, то я изыщу средства задержать вас!
Весь следующий день Бруно вел себя так, словно угрозы относились не к нему. Он несколько раз выходил из дому, улаживал какие-то свои дела. Человек, посланный Мочениго, следовал за ним по пятам. Джордано наведался в гавань, торговался с лодочниками, потом завернул в книжные лавки. Прощался.
Он и впрямь намерен уехать! Вещи, нехитрый свой скарб, подготовил к отправке. Перед дорогой раньше обычного улегся спать.
…Кто-то громко стучал в дверь. Бруно вскочил. За окном была ночь. «Отворите! – он узнал голос Мочениго. – Мне необходимо объясниться с вами». Что еще случилось? Джордано отодвинул засов. По-хозяйски бесцеремонно вошел Мочениго. Слуга Бартоло поднял большой фонарь и осветил век? комнату. Вслед за ним ввалились шестеро плечистых гондольеров.
Глава шестнадцатая В западне
С ним не церемонились, не ждали, пока он оденется, полуголого заставили идти на чердак. Там его заперли в темной клетушке. Пусть-ка милейший Джордано взвесит на досуге сделанные ему предложения!
Утром пришел Мочениго. Он дал Бруно высказаться. Потом заговорил сам. Напрасно маэстро так беснуется. Лучше, если он изменит свое намерение уехать, останется в доме и обучит Мочениго запретным наукам. Как только он это сделает, то сразу получит свободу и сможет отправляться на все четыре стороны.
Нет, нет, нет! Мочениго никогда силой не добьется своего, даже если неделями будет держать его в этой клетке!
Мессер Джованни потерял самообладание. Угрозы, одна страшнее другой, так и сыпались из его уст. Он не велит давать пленнику воды, заморит голодом, бросит в сырой подвал, он, наконец, прикажет завязать его в мешок, вывезет в море и утопит. Его не хватятся, все будут думать, что он отбыл в Германию.
Хорошо же платят ему за учение! Он, Бруно, выполнил свои обязательства и предостаточно убил времени на него. А теперь он хочет уехать, и Мочениго не вправе его задерживать. Им ни к чему продолжать ссору. Если Мочениго считает, что слишком потратился на него, то пусть возьмет все его вещи и деньги, но позволит свободно уйти.
Он так дешево не откупится! Мочениго настаивает, чтобы его посвятили в тайны магии. Тщетно уверяет Бруно, что не обладает способностью вызывать духов. Мочениго не верит. Может, и женщин привораживал он не колдовскими заговорами, а простой любезностью? Что же, любезным обхождением или своей философией думал он добиться влияния и повести за собой весь мир? А ведь раньше он говорил другое! К любой готов он прибегнуть лжи, чтобы не разглашать своих секретов!