В час дня позвонил Энди Эшкрофт. «Большая семерка» присоединилась к кампании и согласилась призвать к отмене фетвы. ЕС усиленно давил на Иран, добиваясь подписи Рафсанджани и согласия на все условия французского демарша. «Вы не должны довольствоваться избавлением от фетвы одной Европы, — сказал он Эшкрофту. — И иранцы в комментарии после заявления должны предписать мусульманам, живущим на Западе, исполнять местные законы». Эшкрофт сказал, что настроен «довольно-таки оптимистично». «Я тут повздорил с Особым отделом, — признался он сотруднику Форин-офиса, — и хорошо бы вы сказали им свое слово: публичный скандал был бы сейчас совсем некстати». Эшкрофт засмеялся: «Посмотрим, чем я смогу помочь».
Через два с половиной часа позвонил Дик Вуд и сказал, что Хаули уступил. Чтение — через двое суток. Объявление о нем — только утром того же дня. Таков был предложенный ему компромисс.
Он его принял.
К полудню все сидячие места в «Уотерстоунз» были проданы. «А что было бы, объяви мы в понедельник, как планировалось? — сказал директор хэмпстедского магазина Пол Багли. — Мы бы продали тысячи экземпляров». На Хэмпстед-Хай-стрит было множество полицейских в форме, а демонстрантов не наблюдалось вовсе. Ни одного мужчины с бородой, плакатом и исполненным праведного гнева лицом. Ни единого. Где все эти костюмы и мобильные телефоны, где «тысяча необузданных фанатиков» из группы «Хизб ут-Тахрир»? Неизвестно где. Не там, где проводилось чтение. Если бы не орды полицейских на улице, все это выглядело бы как совершенно заурядное литературное мероприятие.
Заурядным оно, конечно, не было. Это публичное чтение стало для него первым почти за семь лет, о котором объявили заранее. В этот день выходил в свет его первый после «Шайтанских аятов» взрослый роман. Сотрудники магазина потом сказали Кэролайн Мичел, что чтение было лучшим из всех, какие они слышали, и это было приятно; самому же читавшему все это казалось чудом. Опять, после очень долгой разлуки, он был со своими читателями. Слышать их смех, чувствовать, что они растроганы... Необыкновенно. Он прочел начало романа, фрагмент про Лениных и пассаж о «Матери Индии». После этого радостные руки унесли в лондонский вечер сотни экземпляров книги. И ни единого демонстранта.
Он перешел свой Рубикон. Назад пути не было. На чтение пришли люди из кембриджского магазина «Уотерстоунз», и они хотели провести такое же мероприятие у себя, на сей раз дав объявление за два дня. Дик Вуд сказал, что «все в подразделении очень довольны». Он усомнился, что к числу довольных принадлежит коммандер Хаули. За день, потом за два, потом больше. Шаг за шагом — назад к своей подлинной жизни. От Джозефа Антона — к своему собственному имени.
Сотрудникам полиции, боровшимся за него с высокими чинами Скотленд-Ярда, он послал шампанского.
Шум по поводу «французской инициативы» день ото дня становился все громче. По сообщению «Индепендент», глава европейских ячеек иранских боевиков, принадлежащих к Корпусу стражей исламской революции, в письме к Хаменеи пожаловался, что ему приказали посадить своих собак на цепь: соломинка, показывающая, куда дует ветер, намек на то, что собак действительно загоняют в конуру и что Хаменеи, возможно, не против этого. Затем Арне Рут из газеты «Дагенс нюхетер» сообщил о «чрезвычайно волнующей» беседе в Стокгольме. Наряду с другими шведскими журналистами он встретился с иранским министром Лариджани, сказавшим поразительную вещь: он хочет, чтобы были написаны статьи, подчеркивающие «восхищение творчеством Салмана Рушди» в Иране, потому что нужно «изменить психологический климат». Еще более ошеломляющим было другое заявление, которое Лариджани сделал под запись: фетву не следует приводить в исполнение, поскольку это не отвечает интересам Ирана. И это сказал тот самый Лариджани, который не раз требовал предать Рушди смерти. По поводу Санеи с «Баунти», однако, Лариджани уперся: правительство не может ничего с ним поделать. А потом — остр`ота: почему бы господину Рушди не подать на Санеи в иранский суд?
Воздух гоняло по кругу. Соломинки клонились то в одну сторону, то в другую. Если что-нибудь и могло дать ответ на этом ветру, он понятия не имел что.
Элизабет была расстроена: она все не беременела. Она предложила ему сделать «анализ спермы». Время от времени между ними случались такие моменты напряжения. Это тревожило их обоих.