Джозеф Антон

Телевидение Би-би-си хотело снять на основе «Детей полуночи» пятисерийный фильм, но проект застопорился из-за трудностей со сценарием. Для Кена Тейлора, написавшего очень хороший сценарий по «Жемчужине в короне» Пола Скотта, совсем непохожие на этот роман «Дети полуночи» оказались крепким орешком. Позвонил Алан Йентоб: «Если ты хочешь, чтобы фильм был снят, боюсь, тебе придется взяться за дело самому». Продюсер сериала Кевин Лоудер пообещал, что сам сообщит Кену Тейлору плохую новость, но не сделал этого, и Кен, естественно, рассердился, когда узнал со стороны. Так или иначе, новый сценарий был написан, и режиссер Тристрам Пауэлл сказал ему, что новый исполнительный директор Би-би-си-2 Марк Томпсон пришел от него в восторг и теперь «поддерживает проект на сто процентов». Это радовало. Но главные трудности с этим проектом были впереди, и исходили они не от Би-би-си.

Поговорить с ним приехал Рэб Конноли, настроенный примирительно. Он отрицал, что парламентарии-лейбористы оказывают на Скотленд-Ярд какое-либо давление, но похоже было, что это так. «Я думаю, мы можем обещать, что проблем с такими поездками, как та, к Макьюэну, больше не будет», — сказал Конноли.

На той неделе исполнялась очередная годовщина фетвы, и «сверхсекретная» информация, которую ему сообщили мистер Утро и мистер День, была во всех газетах. Вокруг него «усилены меры безопасности», писала «Гардиан», что было неправдой, — усилены, «поскольку МИ-5 стало известно о конкретной угрозе», что было правдой. Между тем Санеи с «Баунти» повысил вознаграждение еще на полмиллиона долларов. «Таймс» сделала эту новость главным сюжетом номера и в редакционной статье потребовала от британского правительства побудить ЕС вести новую, более жесткую линию в отношениях с Ираном. А он написал статью, которая широко публиковалась по всему миру, и дал, чтобы усилить ее эффект, интервью Си-эн-эн и Би-би-си. Если бы, заявил он, такой атаке подверглась какая-нибудь «важная персона» — Маргарет Тэтчер, Руперт Мердок, Джеффри Арчер, — мировое сообщество не сидело бы восемь лет сложа руки, не мямлило бы так бессильно. То, что проблема до сих пор не решена, отражает, таким образом, широко распространенную убежденность, что есть жизни менее ценные — к примеру, жизни писателей, сочиняющих острые романы, — а есть более ценные.

Но еще сильней, чем Иран, его беспокоил Зафар. Он сдал экзамен по автовождению, и ему купили маленькую машину, но купили, похоже, рановато. Восторг, вызванный машиной, дал толчок необузданному поведению. У него была девушка — ее звали Иви Долтон, — и Зафар решил прогулять школу. Ушел из дому рано, сказав, что весь класс должен явиться на дополнительные занятия по английскому, — как складно он научился лгать! Это были косвенные последствия фетвы, которые могли стать невыносимыми, окажись они долгосрочными. Его девушка позвонила в школу, назвалась Клариссой и сказала, что Зафар придет на занятия позже, потому что ему надо к врачу. Из школы, почуяв неладное, позвонили для проверки Клариссе, и ложь была раскрыта. Кларисса поговорила с Мехрой, матерью Иви, и эта милая женщина индийского происхождения конечно же была шокирована.

Зафар приехал в школу к обеденному перерыву, и ему здорово досталось. Родители заставили его сидеть дома и запретили пользоваться машиной. То, что он посмел просто так взять и исчезнуть, зная, в какую панику это может ввергнуть отца, показывало, как далеко он зашел в своем сумасбродстве. Он всегда был добрым и внимательным мальчиком. Но тинейджер есть тинейджер...

Он поужинал с Зафаром в ресторане — только они двое, с глазу на глаз, — и это помогло. Он понял, как важно делать это регулярно, и отругал себя за то, что не видел этого раньше. Зафар сказал, что его беспокоит судьба будущего брата. Ты уже немолодой, папа, и, когда он подрастет, у него будет очень странная жизнь, как у меня. Он очень хотел привести свою Иви в дом на Бишопс-авеню. Но прошло две недели — и она разбила ему сердце. Девушка, к которой он чувствовал особую близость еще и потому, что она тоже была наполовину индианка, бросила его ради его лучшего друга Тома. «Но я ни на кого не могу долго сердиться, самое большее — несколько часов», — сказал он, и это было трогательно. Он хотел остаться друзьями и с ней, и с ним (и это у него получилось: он сохранил близкую дружбу с обоими). Но ситуация мучила его и серьезно повлияла на его учебу. Ему надо было собраться. До выпускных экзаменов оставалось совсем немного времени.