Джозеф Антон

18 января Брюс Чатвин умер в Ницце, в доме у своей подруги Ширли Конран.

Близилась дата выхода американского издания «Шайтанских аятов» — ему домой уже принесли красивый сигнальный экземпляр. Американские мусульмане грозились в честь этого события «кое-кого убить и изувечить». Ходили слухи, будто его голову оценили в 50 тысяч долларов. В прессе о нем писали разное, но до поры до времени авторы редакционных материалов в большинстве своем были на его стороне. «Я веду бой не на жизнь, а на смерть, — записал он в те дни в дневнике, — и уже неделю как мне кажется, что я побеждаю. Но страх физической расправы пока не прошел». Читая позже эти слова, он поражался силе собственного оптимизма. Чуть ли не накануне сокрушительного иранского удара он совсем не предвидел дурного. Пророк из него получился бы неважный.

Он начал вести двойную жизнь: одну в качестве спорной публичной фигуры и другую, прежнюю частную жизнь, от которой у него мало что оставалось. 23 января 1989 года была первая годовщина их с Мэриан свадьбы. Она повела его в оперу на «Мадам Баттерфляй». Места у них были превосходные, в первом ряду ложи бенуара, и когда погас свет, в ложу вошла и села рядом с ним принцесса Диана. Ему любопытно было, что она думает об этой опере, по сюжету которой возлюбленный уезжает от девушки, а затем возвращается, но женатым на другой, чем разбивает несчастной сердце.

На следующий день проходило вручение Уитбредовской премии в номинации «книга года». «Шайтанские аяты» уже были награждены как «лучший роман», и теперь им предстояло состязаться с победившими в четырех других номинациях, в том числе с биографией Льва Толстого Эндрю Уилсона и романом «Прелести безумия», дебютной вещью бывшего санитара психиатрической клиники Пола Сэйера. С Сэйером он случайно повстречался в туалете, тот страшно нервничал и выглядел совершенно больным. Он как мог поддержал соперника, которому через час и присудили премию. Когда на поверхность всплыли некоторые детали, связанные с процессом принятия решения, стало понятно, что двое членов жюри, министр внутренних дел в правительстве тори Дуглас Херд и журналист консервативных взглядов Макс Гастингс, топили «Шайтанские аяты» из соображений, не имеющих ни малейшего отношения к литературе. Иными словами, поднятый демонстрантами шум проник даже в тишину совещательной комнаты.

Он впервые поругался со своими издателями из «Вайкинга», Питером Майером и Питером Карсоном, которые отказывались оспаривать в суде законность запрета книги на территории Индии.

Его пригласил на обед Грэм Грин, которому захотелось поближе познакомиться с живущими в Лондоне писателями-неангличанами. За столом в клубе «Реформ» компанию ему составили Майкл Ондатже, Бен Окри, Ханан аль-Шейх, Уолли Монган Сероте и еще несколько человек, среди которых была и Мэриан. Когда он вошел, долговязый сутулый Грэм Грин утопал в большом кресле, но, завидя его, вскочил на ноги и воскликнул: «Рушди! Садитесь и рассказывайте, как вам удалось угодить в такую переделку! Переделки, в которых побывал я, до вашей даже отдаленно не дотягивают!» У него как-то неожиданно потеплело на душе. Он понял, какой груз он на себя взвалил и как нужна ему вот такая бодрая поддержка. Он сел рядом с великим человеком и принялся рассказывать, и тот слушал его с огромным вниманием, а когда рассказ закончился, не сказав ничего об услышанном, хлопнул в ладоши и скомандовал: «Пора за стол!» За обедом он почти ничего не ел, зато выпил довольно много вина. «Я и ем только для того, — объяснил он, — чтобы можно было побольше выпить». После обеда они сфотографировались на ступенях клуба: лучезарный Грэм Грин в коротком коричневом пальто стоял в центре кадра, как Гулливер среди лилипутов.

Несколько недель спустя он показал этот снимок приставленному к нему для охраны сотруднику Специального отдела. «Это Грэм Грин, великий английский писатель». — «Ну, да, — произнес задумчиво полицейский. — У нас когда-то служил».

Американская критика приняла книгу на ура, отзывы в прессе не оставляли возможности двоякого толкования — в отличие от слов Мэриан, которая 8 февраля сообщила, что уходит от него, но просит при этом составить компанию на ужине в честь выхода «Джона Доллара». Через четыре дня после того званого ужина наступил конец странной паузе, отделявшей момент выхода книги от вызванной им катастрофы.