Джозеф Антон

Кристофер Хитченс быстро стал, наряду с Эндрю, самым преданным его другом и союзником в Соединенных Штатах. Через несколько дней он позвонил, чтобы сказать, что Джон Шаттук из Госдепартамента предложил создать неформальную группу в составе его самого, Хитча, Скотта Армстронга из Форума свободы и, возможно, Эндрю Уайли, чтобы добиться от властей США «прогрессирующего» отклика. На одном приеме Хитч в присутствии других людей заговорил о его деле со Стефанопулосом, и Джордж твердо ответил: «Мы придерживаемся первоначального заявления; надеюсь, вы не думаете, что мы решили отыграть назад». Неделю спустя Хитч прислал ему факс — о эти давние времена, когда люди еще обменивались факсами! — о «поразительно» хорошем разговоре с новой крупной фигурой, занимающейся противодействием терроризму, — послом Робертом Гелбардом, который поднимал вопрос на различных форумах «Большой семерки», но сталкивался с «нежеланием что-либо делать» японцев и — угадайте кого — британцев. Гелбард пообещал поговорить о проблеме перелетов с людьми из Федерального управления по гражданской авиации, где отделом безопасности теперь руководит его «приятель» — адмирал Флинн. Кроме того, сообщил Кристофер, Клинтон сказал кому-то, что был бы рад провести с автором «Шайтанских аятов» больше времени, но Рушди «страшно спешил». Это было забавно и свидетельствовало, полагал Хитч, что он рад, что встреча состоялась. Тони Лейк говорил людям, что она была одним из самых ярких событий года. Скотт Армстронг, писал Хитч, тоже оказывает реальную помощь. А вот от Фрэнсис и Кармел оба были не в восторге, и это почти сразу породило кризис.

В «Гардиан» появилась статья, рассказывающая о его поездке в Вашингтон, и в ней и Скотт Армстронг, и Кристофер Хитченс выразили сомнения в полезности Фрэнсис и Кармел для дела. «Вы серьезно подорвали позиции „Статьи 19“ в Соединенных Штатах, — заявила ему Фрэнсис по телефону голосом, исполненным праведного гнева. — Армстронг и Хитченс никогда бы так о нас не отозвались без вашего молчаливого одобрения». Он пытался ей втолковать, что даже не знал, что такая статья готовится, но она сказала: «Я уверена, что за всем этим стоите вы», и заявила, что из-за него фонд Макартура может существенно урезать финансирование «Статьи 19». Он глубоко вздохнул, написал письмо в «Гардиан» в защиту Фрэнсис и Кармел и конфиденциально поговорил по телефону с Риком Макартуром. Макартур довольно-таки резонно заметил, что его фонд покрывает половину бюджета Фрэнсис и политика фонда состоит в том, чтобы вести организации к способности «диверсифицировать свою финансовую базу», и это предполагает активную деятельность в Соединенных Штатах. Сама Фрэнсис, сказал он, виновата, что ей не удалось привлечь внимание к ведущей роли «Статьи 19» в «самом значимом для всего мира деле о нарушении прав человека». Их разговор с Риком продолжился, и в конце концов Макартур согласился пока не урезать финансирование.

Кладя трубку, он сам был очень рассержен. Он только что взял Фрэнсис с собой в Белый дом, он хвалил работу «Статьи 19» на всех последующих пресс-конференциях и теперь чувствовал себя несправедливо обвиненным. Факс, который чуть погодя пришел от Кармел Бедфорд — «Если мы не получим возможности исправить вред, причиненный этими эгоистами, имеет ли нам смысл продолжать?» — обострил ситуацию еще больше. Он послал Фрэнсис и Кармел факс, в котором написал, что он думает об их обвинениях и почему. О своем конфиденциальном разговоре с Риком Макартуром и его результате он не упомянул. Через несколько дней Кармел изменила тон и стала слать ему примирительные факсы, но Фрэнсис угрюмо молчала, как Ахилл в своем шатре. Последствия удара, который она нанесла своими обвинениями, не сглаживались.

Кармен Бальсельс, легендарный, всесильный испанский литературный агент, сказала Эндрю Уайли, позвонив ему из Барселоны, что великий Габриэль Гарсиа Маркес пишет «роман, основанный на биографии мистера Рушди». Роман, добавила она, будет «целиком написан этим всемирно известным автором». Он не знал, как реагировать. Должен ли он быть польщен? Но он не был польщен. Стать основой для чьего-то романа? Будь все наоборот, он не чувствовал бы себя вправе вклиниться между другим писателем и историей его жизни. Но его собственная биография, похоже, стала всеобщим достоянием, и если он попытается наложить на эту книгу запрет, можно представить себе заголовки. РУШДИ ЦЕНЗУРИРУЕТ МАРКЕСА. Но что имеется в виду под «романом, основанным на биографии»? Если Гарсиа Маркес пишет о латиноамериканском писателе, на которого ополчились фанатики-христиане, — что ж, удачи ему. Но если он вознамерился залезть ему в голову, это будет незаконным вторжением. Он попросил Эндрю выразить его озабоченность, и последовало долгое молчание Бальсельс, а потом от нее пришло сообщение, что книга Маркеса — не о мистере Рушди. Что тогда, удивился он, означает весь этот странный эпизод?