Джозеф Антон. Мемуары

27 сентября 1990 года, в день выхода в свет “Гаруна и Моря Историй”, Иран и Соединенное Королевство возобновили частичные дипломатические отношения. Данкан Слейтер, позвонив из Нью-Йорка, сказал, что “были получены заверения”. Иран не будет ничего предпринимать, чтобы привести фетву в исполнение. Отменена она, однако, не будет, и предложение о награде в миллионы долларов за его убийство (аятолла Саней, объявивший о вознаграждении, все повышал и повышал сумму) останется в силе, ибо оно “к правительству отношения не имеет”. Слейтер попытался изобразить это как шаг в позитивном направлении, но выглядело это скорее как предательство. Никакой сделке на его счет, заключенной Дугласом Хердом, доверять он не мог.

Разведслужбы и Особый отдел, похоже, разделяли это мнение. Никаких изменений в оценке угрозы не последовало. По-прежнему уровень два – на одну ступеньку ниже королевы. Никаких изменений в порядке его охраны. Дом на Сент-Питерс-стрит по-прежнему заперт, окна закрыты ставнями. Вернуться домой ему по-прежнему не позволено.

И все-таки он осуществил что-то новое. Осуществил именно тогда – вот что было самым важным. “Гарун” пошел хорошо, и кошмарный сценарий Сонни Мехта безвылазно обитал в царстве его плохих сновидений. Имя говорящего механического удода не подвигло кашмирцев ни на какое восстание. Кровопролитием на улицах и не пахло. Сонни бегал от призраков, и теперь, при свете дня, эти тени на поверку оказались тем, чем не могли не быть, – пустыми ночными страхами.

Ему было позволено

ненадолго – и без предупреждения – выйти на люди: надписывать экземпляры “Гаруна” в лондонском книжном магазине “Уотерстоунз” в Хэмпстеде. Зафар тоже там был – “помогал”, передавая ему книги на подпись; был и Билл Бьюфорд – этакое доброе, ухмыляющееся божество. В течение часа он снова чувствовал себя автором книг. Но от нервозности во взглядах охраны деваться было некуда. Не в первый раз он тогда видел, что им тоже боязно.

А дома была Элизабет. Что ни день, они становились все ближе друг к другу. “Мне страшно, – призналась она ему, – что я стала так от тебя зависима”. Он, как мог, постарался ее успокоить. Я безумно тебя люблю и никуда не отпущу.

Она боялась, что он сблизился с ней всего лишь за неимением лучшего, что, когда угрозы прекратятся, он уедет в Америку и бросит ее. Он ведь говорил ей о своей любви к Нью-Йорку, говорил, что мечтает когда-нибудь поселиться там свободным человеком. Он, чья жизнь была чередой пересадок из почвы в почву (которой он попытается придать новый смысл, говоря о “множественности корней”), не понимал, до какой степени англичанкой была она, как глубоко уходили ее корни. С первых же дней она ревновала его к Нью-Йорку. Ты у свистишь туда, а меня оставишь. После нескольких рюмок вина они вот так порой начинали чуточку цапаться. Ни он, ни она не придавали этим эпизодическим шероховатостям значения. Большую часть времени они были счастливы друг с другом. Я по уши влюблен,

написал он в дневнике, сознавая, как это поразительно – иметь основания такое написать. Он жил под мощной охраной в каком-то странном внутреннем зарубежье и никак не мог ожидать, чтобы любовь проложила тропку мимо пограничных застав. И тем не менее вот – она была, его любовь, она весело колесила к нему через Темзу на велосипеде почти каждый вечер и каждый уик-энд.

Но, помимо любви, в воздухе была по-прежнему разлита ненависть. Говорливый садовый гном из Мусульманского института ораторствовал, как и раньше, и ему предоставлялись для этого все возможности. Вот он выступает по радио Би-би-си: Салмана Рушди “высшая судебная инстанция в исламе признала виновным в тяжком преступлении, и осталось только исполнить ее решение”. В воскресной газете Сиддики выразился еще яснее: “Он должен расплатиться жизнью”. Четверть века в Великобритании никого не казнили, но теперь вновь оказалось возможным обсуждать убийство по решению “судебной инстанции”. “Неистовство ислама”, чего вы хотите!

В Ливане на слова Сиддики эхом отозвался лидер “Хезболлы” Хусейн Мусави: “Он должен умереть” Саймон Ли, автор книги “Цена свободы слова”, предложил отправить его в Северную Ирландию и оставить там до конца его дней, поскольку службы безопасности там и так очень активны. Колумнист “Сан” Гарри Бушелл назвал его большим предателем своей страны, чем Джордж Блейк. Блейк, советский двойной агент, был приговорен к сорока двум годам заключения за шпионаж, но сумел бежать из тюрьмы в Советский Союз. Написание романа можно было теперь, не моргнув глазом, объявить более мерзким преступлением, чем государственная измена.