Джульетта и духи

И она просто бросилась бежать. Парализующий адреналин перешел наконец в последний выброс решительности, и почти не осознавая ничего, она бежала по траве, с собственным платьем в руках, и думала лишь о том, что, возможно, ее видит кто-то и из окон жилых домов вокруг…

А он бежал за ней и кричал:

– Беги, беги, х.ева королевишна, галимая Галька! Р-р-р-раа-а-а!! Была гордая – теперь голая!

Но он отставал. Странная свобода свистела вокруг. «Галька галимая была гонимая»… «Была гордая – теперь голая»…

И вдруг всё исчезло.

Галя открыла глаза. Не было яркого солнца. Было темное подземелье. Она осмотрела себя – да, метрошная спецовка инженера-обходчика. А справа виднелась та самая ниша, где теплился диковинный свет, озаряющий лежащую там книжку и большую коробку спичек, каких-то тоже, видимо, необычных (охотничьих?).

Но нет, свет, тот, ни на что в природе не похожий, уже куда-то исчез, а она просто направляла туда луч налобного фонаря.

Видимо, она задремала здесь, под ночной землей.

Галя встала на ноги. И двинулась по коридору обратно, не забыв прихватить сумку с книгой и спичками. Это были ее находки, и она по праву забрала их с собой.

Вскоре она дошла до того выхода, который случайно открыл не значащийся в реестрах механизм.

Галя покинула тоннель. А мимо станции как раз ехал грузовой поезд, на минимальной скорости, безлюдный и с открытой платформой вместо одного из вагонов.

Недолго думая, Галя вскочила на платформу. Она сидела на ее периферии, и редкие огни проносились над ней – желтые, белые, красные и зеленые, как новогодние леденцы, зажегшиеся в зимнюю ночь в рождественской пещере.

Следующая станция уже два месяца была на капремонте, днем поезда проходили мимо.

Но Галя, местный сотрудник, соскочила с платформы, потому что спецпоезд там остановился.

Тишина с недвижными огнями висела между мраморным полом и потолком. Между колоннами налилась чернильная темнота. Туфли ступали по тонкому слою цементной пыли, надутому работающими днем машинами.

Здесь сейчас должен был находиться только одинокий дежурный в кабинке на дальнем конце. Но никто не окликал Галю. Дежурный, видимо, дремал, начитавшись на ночь книг. Больше на ремонтируемой станции в такие часы делать было нечего – здесь царили только стрёмная абсолютная тишь да полное уединение.

Галя двинулась под своды плотной темноты и включила налобный фонарь. Густоватый воздух не шевелился. По сторонам в лиловом сумраке таились снятые со стен барельефы, металлические каркасы и лестницы. Пахло креозотом и мелом.

Галя прошла насквозь темную станцию и оглянулась. Как янтарь в ночном безветренном море, неподвижно горел огонек приземистой будки дежурного, и светились огни так и стоящего на рельсах грузового состава, на котором она прибыла сюда.

И она приблизилась к ведущей вверх металлической временной лестнице – через другой, запасной, ремонтный выход на поверхность земли.

Вскоре она была уже наверху, и в лицо ударила ночная свежесть вместе с распыленными каплями, оросившими острый носик и щеки. Далеко и как будто низко, у горизонта, словно просевшего под разорванными облаками ночного города, бесшумно сверкнула зарница. Дождь лил, и тут вдруг она заметила припаркованный автомобиль и – фигуру рядом. Лиловый плащ мелькнул, как вихрь, и она не ошиблась, узнав… И легкий шок сменился легким дуновением страсти, запахом ее.

Он приобнял ее в первый момент крепко, но потом уже снисходительно и ласково. Ромео… Борис.

Джульетта стояла почти как тогда «на балконе», в незабываемой постановке. Они укрылись от дождя под навесом задраенной станции. И молчали несколько минут, и только вокруг шелестели миллиарды тонких струй – вселенским хором до самого горизонта. И еще там и тут в долю секунды мерцали зарницы – одиночно и – странной цепочкой, и желтая вспышка переходила в зеленовато-сиреневую, и освещенные облака расстилались над зданиями без огней вдали.

Почти не сговариваясь, они оба нырнули через ремонтный ход, обратно на закрытую станцию. И темнота внизу разрезалась налобным лучом, цементная крошка под ногами озвучила полночные часы, а поезд всё еще стоял, что-то, очевидно, выгружая. И вот он дернулся, готовясь отчалить, но они прыжком оказались на той же открытой платформе, как два киношных каскадера.

Платформа под ними качнулась и легонько сдвинулась с места. Почти бесшумно покачивались колеса, и всё быстрее, быстрее – они покидали пустую закрытую станцию, засыпанную сумраком, снятыми со стен каменными плитами и строительной пылью, и мчались по тоннелю, слившись в объятии – легком, но в то же время крепком.

Через две минуты, когда ход стал совсем ровным и только одноцветные желтоватые огни проносились над их головами, Галя вдруг спросила, как бы рассуждая вслух:

– Интересно, что было бы, если бы Ромео и Джульетта остались живы?

Борис, будто даже не удивившись вопросу, чуть улыбнулся углом рта и так же, вполголоса, поведя ореховыми глазами, сказал:

– На их свадьбе отравленное вино лилось бы рекой!

Его чуть-чуть едкий смешок, казалось, отлетел эхом от свода тоннеля.