Джули & Джулия. Готовим счастье по рецепту

Одна из моих любимых историй из жизни Джулии Чайлд описана в письме Пола своему брату Чарли. Он сидел на кухне в парижской квартире, а Джулия тем временем варила каннеллони. И, запустив руку в кипящую воду — Пол упоминает об этом вскользь, будто обжигаться совершенно естественно для его жены, — ойкнула, достала трубочку на пробу и сказала:

— Вот ведь! Горячие, как твердый член[50].

Я не Джулия Чайлд, и мои пальцы не из асбеста. Именно это мне пришлось уяснить, когда без особого оптимизма я попыталась вернуть себе титул Королевы Блинчиков.

Когда по телевизору Джулия выпекает блинчики, она просто подбрасывает их в воздух, резко встряхнув сковородку — движение, чем-то похожее на то, которым сворачивают омлет. Мне казалось, что глупо даже пробовать. Но после получасовых воплей и проклятий, отскребывания прилипших блинов и выбрасывания их в помойку я встала перед плитой и, посасывая кончик пальца, задалась вопросом: а почему бы и нет? Ну что плохого может случиться?

— Эрик! О господи, Эрик! Иди скорей сюда!

Эрик, уже привыкший во время моих блинчиковых экспериментов сидеть тише воды ниже травы, неохотно возник на кухне в полной уверенности, что сейчас ему придется выслушивать мое раздраженное нытье.

— Да, дорогая?

— Глянь!

Одним решительным движением я подбросила идеальный золотистый блинчик в воздух, и он приземлился на сковородку!

— Господи, Джули!

— Ага! — Сбросив блинчик на тарелку, я вылила на сковороду новый половник жидкого теста.

— Невероятно!

Я тряхнула сковородкой и — вуаля! Идеальный блинчик перевернулся.

— Я королева!

— Не иначе как.

— Ты еще главного не видел. — Скинув последний блинчик на тарелку, я плеснула на сковороду коньяка и «гран марнье», слегка подогрела, полила мои замечательные блинчики и подожгла их зажигалкой, после чего возликовала, стряхнув рукой вспыхнувшие волоски возле лба.

Муж аппетитно зачавкал, набросившись на тарелку вкуснейших блинчиков фламбе. Нет более сексуального звука на всей планете, чем восторженное чавканье твоего любимого над блинчиками, которые ты для него пожарила, клянусь. И не надо никакого ботокса и плевать на морщинистую шею.

~~~

Ноябрь 1948 года

Ле-Авр, Франция

Она лениво выпустила облако сигаретного дыма, растворившегося в тумане над водой.

— Тогда это казалось хорошей идеей.

— Она и была хорошая. И есть. — Он нервно мерил шагами пристань, бросая свирепые взгляды на корабль, точно хотел извлечь из его недр свой автомобиль усилием воли.

— Прошло больше двух часов. За это время можно оформить гору бумаг…

— Пол, да я тебя просто поддразнила. Разумеется, это хорошая идея. Не могли же мы просто бросить «бьюик». Не переживай. Смотри, рассвело. У нас есть чем заняться. Тут так красиво!

Пол глянул на жену с сарказмом.

— Готов поспорить, ты единственный в истории человек, кому Ле-Авр показался красивым.

Джулия улыбнулась.

— А что, если так? Я впервые во Франции. Я счастлива! И твое мрачное настроение этого не изменит.

Она встала и взяла его за руку, переплетая пальцы. Он уже привык к тому, что она возвышалась над ним; от этого он чувствовал в себе силу, ощущал себя половиной очень мощной пары.

— Смотри — а вот и он!

«Бьюик» наконец извлекли из трюма огромным подъемным краном. Он слегка покачивался в колыбели из цепей и ремней; утреннее солнце блестело в каплях конденсата, скопившегося на кобальтовой поверхности. Автомобиль приземлился на пристань с мягким глухим звуком, и рабочие поспешили освободить его от пут.

— Ну видишь? Правда, здесь красиво?

— Правда. Теперь пойдем. До Парижа еще много миль.