Читаем Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 2 полностью

Андре, с ее нежной и гордой Душой, умела находить радость во всех этих мелочах. И не потому, что ей необходимо было искать утешения для раненого честолюбия или отдохновения для ненасытной фантазии; просто Андре чувствовала себя свободнее в четырех стенах своей комнаты, нежели в дорогих гостиных Трианона, по которым она проходила робко, а иногда и со страхом.

Здесь, в своем углу, где она чувствовала себя, как дома, девушка без всякого смущения вспоминала великих мира сего, ослеплявших ее на протяжении целого дня. Находясь в окружении цветов, сидя за клавесином или погрузившись в немецкие книги – верные спутники тех, кто пропускает прочитанное через сердце, Андре не боялась, что судьба пошлет ей огорчение или отнимет радость.

«Здесь у меня есть почти все, что нужно перед смертью, – думала она по вечерам, когда возвращалась, исполнив все свои обязанности, и, надев пеньюар в широкую складку, отдыхала душой и телом. – Может быть, мне суждено когда-нибудь разбогатеть, но беднее, чем теперь, я не стану, потому что со мной навсегда останутся цветы, музыка и хорошая книга, которая поддержит в одиночестве.

Андре добилась позволения завтракать у себя в комнате, когда ей заблагорассудится. Она очень дорожила этой милостью, потому что могла теперь оставаться у себя до полудня, если ее высочество не вызывала ее для чтения или для участия в утренней прогулке. В хорошую погоду она по утрам шла с книгой в лес, раскинувшийся от Трианона до Версаля. Проведя два часа на свежем воздухе в размышлениях и мечтах, она возвращалась к завтраку, не встретив порой ни одной души, ни господина, ни слуги.

Если было слишком жарко и солнце припекало даже сквозь густую листву, Андре всегда могла укрыться в прохладе своей комнаты, которую можно было быстро проветрить, открыв и окно, и выходившую в коридор дверь. Небольшая софа под ситцевым покрывалом, четыре одинаковых стула, девичья кровать под круглым пологом с занавесками из той же ткани, что и обивка на мебели, две китайские вазы на камине, квадратный стол на медных ножках – вот что составляло мир, в котором были заключены все надежды Андре, все ее желания.

Итак, мы сказали, что девушка сидела у себя в комнате и писала письмо отцу, когда робкий стук в дверь коридора привлек ее внимание.

Она подняла голову и, увидев, что дверь отворяется, тихонько вскрикнула от удивления, когда в дверях показалось улыбающееся лицо Николь.

Глава 23.

КАК РАДОСТЬ ОДНИХ ЛЮДЕЙ МОЖЕТ ПРИВЕСТИ В ОТЧАЯНИЕ ДРУГИХ

– Здравствуйте, мадмуазель! Это я! – присев в реверансе, весело вымолвила Николь; зная нрав хозяйки, она, должно быть, испытывала некоторое беспокойство.

– Как вы здесь оказались? – спросила Андре, откладывая перо и готовясь к серьезному разговору.

– Мадмуазель совсем обо мне забыла, а я вот приехала!

– Если я о вас и забыла, мадмуазель, это означает лишь то, что у меня были для этого причины. Кто вам позволил явиться?

– Господин барон, разумеется, мадмуазель! – отвечала Николь, недовольно сдвинув красивые черные брови, которыми она была обязана щедрости Рафте.

– Вы нужны моему отцу в Париже, мне же, напротив, нет в вас здесь ни малейшей надобности… Можете возвращаться, дитя мое.

– Ах, неужели мадмуазель совсем меня не любит?

А я-то думала, что доставлю вам удовольствие!.. Стоит ли после этого любить, если вас ждет такая награда!.. – глубокомысленно заметила Николь.

Она изо всех сил выдавила из своих красивых глазок слезу.

В ее упреке было достаточно искренности и чувствительности, и это пробудило в Андре сочувствие.

– Дитя мое, – заговорила она, – здесь есть кому прислужить мне, я же не могу позволить себе навязывать ее высочеству лишний рот.

– Как будто этот рот такой уж большой! – с очаровательной улыбкой возразила Николь.

– Это неважно, Николь. Твое присутствие здесь невозможно.

– Из-за сходства? – спросила девушка. – Разве вы ничего не замечаете, мадмуазель?

– Да, мне кажется, ты действительно изменилась.

– Еще бы! Добрый господин, тот самый, что помог господину Филиппу получить звание, приехал к нам вчера вечером и, увидав, что господин барон расстроен тем, что оставил вас здесь без камеристки, сказал, что нет ничего проще, как превратить меня из блондинки в брюнетку. Он взял меня с собой, перекрасил меня, как видите, и вот я здесь.

Андре улыбнулась.

– Должно быть, ты очень меня любишь, если любой ценой хочешь попасть в Трианон, где я почти пленница, – молвила она.

Николь окинула комнату беглым и вместе с тем проницательным взглядом.

– Невеселая комнатка, – заметила она. – Но ведь вы не все время проводите здесь?

– Нет, – ответила Андре – А ты?

– Что я?

– Тебе не бывать в гостиной рядом с ее высочеством; у тебя не будет ни игр, ни прогулок, ни общества, ты всегда будешь здесь, ты рискуешь умереть от скуки.

– Да ведь есть же окошко, – возразила Николь, – из него я смогу увидеть хоть бы краешек белого света; или, например, через приоткрытую дверь… А если мне можно увидеть что-то, то и меня кто-нибудь сможет заметить. Вот и все, что мне нужно, не беспокойтесь обо мне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза