Е.И.В. штрафные баталлионы. Часть 1.

Это императрица. Вид у Марии Фёдоровны усталый, но решительный.

– Конечно, дорогая. У тебя есть какие-то предложения?

– Нет! Но ты обязан сделать хоть что-нибудь!

Женская логика… знаю их на сто сорок лет вперёд, и не нахожу разницы. Сделай, и всё тут! Хоть тресни, хоть взорвись наподобие реактивного снаряда. Стоп… снаряда? Вдали над крышами взлетела сигнальная ракета и, оставляя дымный след, по широкой дуге упала вниз. Наши?

– Наши, Ваше Императорское Величество! – оживились егеря конвоя. – Кулибинские винтовки тявкают!

– Хосю к насым! – малолетний Великий Князь выхватил деревянную шпагу.

– Куда собрался? – еле успел ухватить отпрыска за ухо. – Рано тебе ещё воевать.

– А я хосю! – заупрямился Николай.

– Прапорщик!

– Слушаю, Ваше Императорское Величество!

– Выдели половину людей в конвой Её Императорскому Величеству и этому вот герою.

– Павел, – возмутилась Мария Фёдоровна. – Ты не должен…

– Молчать!

– А-а-а…

– Не пререкаться! Значит так, прапорщик, отвезёшь их в Шлиссельбург… Головой отвечаешь, понял? И сидеть там как мышь под веником! Справишься – быть тебе поручиком!

Офицер, произведённый из фельдфебелей на пятый день умопомрачительной гонки из Нижнего Новгорода в Петербург, задохнулся от восторга. В свете открывшейся перспективы он не только увезёт императрицу в крепость, но и сам единолично отобьет все приступы, буде таковые случатся. Орёл! Самый натуральный орёл! И чего меня Аракчеев дворянскими бунтами пугает? Вот живой пример – человек из захудалых помещиков, а дали ему надежду и… горы свернёт! И абсолютно плевать на то, что крестьяне из имения в армию уйдут или вольную получат. Все четверо.

– Давай, голубчик, пошевеливайся!

Чёрт побери, как же больно! И ещё этот старый хрыч нудит над ухом…

– Дурак ты, твоё величество, как есть дурак! Ну разве так можно?

– Ефимыч, заткнись, а? Шёй быстрее.

– А я чего делаю? – егерь бормочет невнятно, потому что держит во рту надёрганные из моей рубашки шёлковые нитки. – Сейчас больно будет.

– Знаю.

– Знает он… Станет невтерпёж – можешь орать. Но молча!

– Это как?

– Кверху каком!

Никакого почтения у паразита к государевой персоне. Или нарочитой грубостью подбадривает, чтобы злость придавала силы? А чего злиться-то? И не злюсь вовсе, если сам дурак. Кто просил соваться туда, куда ни один барбос хрен не совал? И людей за собой потащил. Теперь вот пожинаю плоды. У-у-у… больно! Сейчас бы граммов четыреста для наркоза принять. Но нету.

– Терпи-терпи, – приговаривает Ефимыч, ковыряясь в моём боку кривой иголкой. – На хорошем кобеле быстро заживёт.

– А ты не завидуй.

– Такому делу не грех и позавидовать.

– Я про рану.

– Так и я про неё!

Старый солдат смеётся. Хотя, какой же он старый? Скачет так, что молодые обзавидуются. Или не обзавидуются… Некому больше – из четверых сопровождающих меня егерей только Ефимыч и остался жив.

Не повезло, да. Попали даже не между молотом и наковальней, а между двумя наковальнями, по которым с обратной стороны непрерывно бьют, бьют, и бьют. Два шведских полка, вернее то, что от них осталось, в беспорядке отступали навстречу друг другу. И надо же такому случиться – мы выскочили на перекрёсток ровно в тот момент, когда там показался первый неприятельский солдат. И если бы один.

Хвалёные пистолеты знаменитого американского мастера (с сегодняшнего дня американцев тоже не люблю) дали осечку, причём одновременно. А швед, не долго думавши, засадил штыком прямо мне в брюхо. Точнее, хотел засадить, но то ли споткнулся, то ли поскользнулся, и в результате этого пробороздил бок почти до левой лопатки. Супостата застрелили егеря, а Ефимыч схватил за шиворот истекающее кровью величество и прыгнул в канал, и без того забитый раздувшимися покойниками. Жуть!

– Ну ты долго ещё? – мучитель не отвечает, занятый хирургической операцией. – Слушай, Ефимыч, а тухлятина из воды в рану не попала?

– Не боись, – обнадёжил солдат. – Вернейшее средство есть, даже антонов огонь останавливает. Хм… иногда.

– Так это оно французским сыром воняет?

– Зачем сыром? Обычная просушенная и перетёртая плесень из-под банного пола. Земляк из Галицкого полка посоветовал. Не, таперича из Лукояновского… или Волынского? Тьфу! Полк один, а названия каждый месяц разные.

Ефимыч не зря плюётся – я и сам запутался в постоянных переименованиях. Зато в Лондоне и Париже наверняка сломали голову, пытаясь объяснить четырёхкратное увеличение численности русской армии.

– Ну вот и всё! – солдат вытер руки остатками моей рубашки. – Сейчас ещё перевяжем.

– Подштанники снимать?

– Полотно есть чистое. И вот это! – вытащил из-за голенища плоскую фляжку, подбросил её, и засунул обратно. – Обезболивающее попозже.

– Что же ты, ирод, раньше молчал?

– А оно мне надо, пьяного тебя ворочать?

– В Сибирь сошлю.

– Ну и сошлёшь, – согласился Ефимыч. – Чай там тоже люди живут.