Дрожа от волнения, следил за ними из своего укромного места Велизар, кусал себе пальцы, жалел, что не достать издалека до Говорека и самой меткой стрелой. Натянул бы он лук, спустил тетиву — и не вылезла бы наружу его измена, а если не порубит Роман палатина, то держать боярину перед суровым князем ответ.
Хорош конь у Говорека, но еще лучше — у Романа. Не уйти Говореку от погони — еще немного проскачет он, вымахнет на бугорок и в растерянности поглядит перед собою на просторную водную гладь. Как же это из головы у него вышибло, как же забыть он мог, что совсем недавно сам шел с этой же стороны и переправлялся с отрядом через речку.
Но даваться в руки Роману Говорек не хотел, не хотел стоять перед ним униженно. Съехав со скользкого берега, сразу по самую шею в воде оказался его конь.
И снова в спешке забыл Говорек: не ему ли сказывал провожавший их до Козьего брода старик, что пониже пойдут по реке ямы да омуты, что немало коров погибло в их пучине у окрестных крестьян?!
Теперь уже поздно, теперь не выправить палатину на отмель своего коня. Словно жидкую кашу, варят омуты в реке донный ил и мелкий песок. Шипит и пенится у горла Говорека живая вода.
Въехал Роман в воду на отмели, протянул палатину руку — нет, не схватится за нее Говорек, не примет милости от своего врага. Но седло все глубже уходило из-под него в пучину, вода заливала голову, и тогда с простуженным криком вцепился палатин в перщатую рукавицу князя...
Постыдно, пешим, пригнал Роман Говорека в свой ликующий стан. Увидев уныло бредущего впереди князева
коня палатина, шмыгнул Велизар за спины других бояр. Но взгляд Говорека уже вырвал его из толпы, и другое лицо вырвал он из толпы окруженных дружинниками пленных. Попятился Велизаров гонец, придерживая рукою порубленное плечо, обреченно опустил голову.Усмешливо разглядывая сбившихся в кучу ляхов, Роман сказал:
— Неспроста ты, Говорек, оказался на моем пути. Скажи, кто оповестил тебя, и тогда отпущу я вас всех на волю. А не скажешь, иным велю рубить головы, а иных с собою возьму в полон. Видишь, не твоя только жизнь, но и людей, коих взял ты с собою, в твоих руках.
Знал, с какого края лучше всего подступиться к палатину, Роман. Ежели бы просто стал его пытать-выпытывать, ни за что не признался бы Говорек. А тут призадумался крепко. Тяжелая повисла над поляной тишина. И свои, и чужие глядели на Говорека — одни со страхом, другие с любопытством.
И первыми не выдержали нервы у гонца. С криком вырвался он из толпы пленных ляхов, упал перед Романовым конем на колени:
— Казни, княже! Целуя крест, винюсь перед тобою, я был послан к палатину, моя во всем вина...
Опершись на холку коня, Роман посмотрел на него с усмешкой:
— Ты — раб и наказан будешь. Но не твой убогий ум замыслил сие коварство. Так кто слал тебя к Говореку, сказывай?..
Обернулся гонец, встретился взглядом с Велизаровыми лихорадочно заблестевшими глазами, открыл рот — и повалился наземь. Метко пронзила ему шею боярская перенная стрела. Второю стрелой хотел Велизар поразить Романа, но не успел натянуть тетиву. Схватили его дружинники, вырвали, отбросили в сторону лук, пригнули боярина к земле.
— То-то еще утром подумалось мне, — протяжно сказал Роман, — пошто это ты, боярин, воротишь от меня рыло. И про счастье сказывал, и блудливо улыбался.
— Про счастье я верно сказывал, — поднял глаза Велизар, — да не про твое, князь.
— Как на льду, обломился ты, боярин. Говори, почто задумал свое коварство.
— Казнил ты в прошлом году мово брата...
— Эвона что!.. Да тебя-то я миловал, тебя-то я не казнил.
— Видимо-невидимо слез пролил ты на Волыни...
— Врешь! — выпрямился в седле Роман. — А ну-ка, палатин, скажи и ты нам свое слово. Скажи, чего и сколь обещал боярину за измену.
— Перстень с камнем — то мой залог, — кивнул на Велизара Говорек. — А за измену обещано ему было у Мечислава бочонок с золотом, и мягкой рухляди, и место войта с пятью селами в придачу, ежели вздумает уйти с Волыни...
— Щедро оценил ты, палатин, мою голову, — кивнул Роман, — не обидел боярина.
Смущенный Говорек молчал.
— Не было на Руси такого обычая, чтобы вешать бояр, — сказал Роман своим, дружинникам.
— Не было, — подтвердили дружинники.
— Но Велизар уж не мой боярин. С сего дня он — лях, коли ляхам продался за бочонок золота.
— Вестимо так, — отвечали дружинники.
Велизар задергался в руках державших его людей.
— Не преступай наших законов, князь! — завопил он, поднимая к нему забрызганную слюнями бороду. — Бог покарает тебя!..
— Бог на стороне правых, — спокойно возразил князь. — И имя его всуе не поминай. Берите боярина да вздерните его повыше на том дубу, — приказал он воям.
— Дьявол, дьявол вселился в твое сердце! — орал, упираясь, Велизар. — Всего боярского роду не истребишь, а расплата грядет. Еще и ты покачаешься на высоком суку.
— Предерзостен ты, боярин, — сказал Роман. — Мог бы я тебе и пострашнее выдумать казнь, да говоренного менять не привык. Эй вы, не мешкайте! Пошевеливайтесь, недосуг нам речи попусту переводить на хулителя и злодея.