Э.Зорин - Большое гнездо

Месяц почти не было во Владимире Никитки, а дело пошло вперед. Порадовался мастер за свою расторопную дружину, на славу поработали каменщики.

Увидев приближающегося мастера, сторож переметнул из одной руки в другую короткое копье и поклонился ему, насколько позволяла тесная шуба.

— С приездом тебя, мастер.

— Спасибо на добром слове.

— Аль не спится, что спозаранку пожаловал?

— Где уж тут уснуть, коли одна забота к одной!

— Работы нет без заботы, а забота и без работы живет, — сказал сторож.

Никитка не слушал его. Ступив под своды главных врат строящегося собора, он быстро смекал что-то, садился на корточки, водил прутиком по разровненному песку, окидывал быстрым взором могучие стены.

С уважением глядя на него, сторож покачивал головой и бормотал себе под нос:

— Ремесло ему вотчина. Знать, не трудно сделать-то, а задумать куды трудней.

Но и задумка задумке рознь. Как ставили собор на пустом месте, о сроках и не помышляли. Клали да клали себе стены изо дня в день, раствор замешивали добротно, худых камней не брали, кирпичик к кирпичику пригоняли на вечные времена.

Теперь же с Никитки совсем другой спрос. Теперь не только о прочности и красоте собора думал он, оглядывая свое еще безглавое творение. Снова и снова вспоминал он разговор с Марией — и все больше печалился.

Не заметил Никитка, как солнышко вспыхнуло над Золотыми воротами, как шумом наполнились улицы. Оторвался он от песочка, где чертил прутиком кругляшки и линии, оглянулся — и обмер: вся дружина каменщиков, неслышно приблизившись, грудилась за его спиной.

— Вишь ты, — сказал сотник, вытирая широкую длань о холщовый передник.—Поздоровкаемся, что ль?

Обнялись, похлопали друг друга по спинам, поударяли кулаками в грудь и плечи.

Никитка поблагодарил каменщиков за труды, поясно поклонился им. Уважительное обхождение мастера всем понравилось.

— Делали, как могли, — донеслось из толпы.

— Порадовали, порадовали, — говорил Никитка. — Бочку меду ставлю за рвение, а еще и княгиня велела везти вам медов.

— Дай-то бог тебе здоровья, — за всех отвечал сотник.

— И княгине-матушке, — благодарили каменщики.

Были у них простодушные и открытые лица. Кое-кого из них знал Никитка еще с той поры, как ставил Дмитриевский собор. И сметка у них была, и опыт. Эти не подведут, да и молодых не упустят, подсобят, научат уму-разуму.

— Вот что, сотник, — сказал Никитка. — Ставь-ко по левую да по правую сторону леса. Скоро придут к нам помощнички. С собором боле медлить нельзя. К Покрову освящать велено...

3

Неспроста встревожилась Досифея с той поры, как задумала Мария возводить во Владимире новую церковь. Раньше-то вся любовь — к ней, а теперь в иные ворота потекут княгинины богатые дары. Оно и заметно стало: все реже наведывалась Мария к игуменье в гости.

Смириться с этим Досифея не могла. Много перепало ей от княжеского двора щедрот, еще на большее она рот разевала. И без того полны у нее были лари — крышки не закрывались, разве что сядешь сверху, но ни с кем не хотела она делить того, что хоть однажды в руки попало.

В черном возке вдвоем с Пелагеей прибыла она в детинец, туда-сюда посунулась, а Марии в тереме нет.

— Да где же княгинюшка, не ко мне ли стопы свои направила? — спросила она у Прокопия.

— Может, и к тебе, матушка, — спокойно отвечал дворский. — Но сдается мне, что поехала она с княжичами смотреть, как новый собор возводят. Там ее и ищи.

«Раненько снарядилась Мария, — подумала Досифея с досадой. — Кажись, не ошиблась, и впрямь ей теперь не до меня...»

Крикнула вознице, чтобы гнал, куда Прокопием указано.

Всё так и есть. Не обманул ее дворский. Золоченый возок Марии стоял возле тына, рядом отрок в малиновом летнике прохаживался.

На стройке народу тьма, мужики суетятся, кирпичики из рук в руки передают, заголив штаны до колен, в больших ямах ногами толкут глину. Некуда ступить Досифее, чтобы не замарать новеньких сапожек.

— Что, матушка, не княгиню ли у нас ищешь да поискиваешь? — обратился к ней воротный страж.

— Ее-то и ищу.

— Ступай в таком разе по тропке, что возле тына. Тропка тебя на место и выведет...

Пошла по тропке игуменья, задрав обеими руками рясу, да все равно в грязь провалилась. Поскорбела над испачканными сапожками, головой покрутила: глянь, а княгиня рядом стоит, смотрит на игуменью, улыбается.

— Сюды, сюды — поманила ее ручкой.

Возле матери Юрий со Святославом увиваются, глазами по сторонам постреливают — радуются.

Еще выше задрав рясу, Досифея прыгнула на камешек, прыгнула на другой. Едва отдышалась, как от непосильной работы, выпрямившись, благословила княгиню и юных княжичей.

— Всюду разыскиваю тебя, княгинюшка, а сыскать не могу, — пожаловалась она Марии.

— Да что ж разыскивать-то? Али дело какое?

— Как же не дело-то. Еще когда обещала ты отписать мне грамотку на пожни за Клязьмою, а всё тебе недосуг.

— Ин запамятовала?

— Должно, запамятовала, — кивнула Досифея с тревогой во взоре. — Как приезжала ко мне с Юрием на Петров день, так и сказывала: отпишу, мол, я тебе те самые пожни. Я и жду-пожду...

— Вишь, и впрямь запамятовала, — сказала Мария.