Единицы времени

Обысканты добрались и до нас (обыск я подробно описала в предыдущей книжке), я с ними, особенно с одним, иронично кокетничала. Я их не боялась, потому что была уверена, что им самим где‑то в глубине позвонка стыдно, да и все стихи и книги были в безопасности — под кроватью секретаря партийной организации гардинно–тюлевой фабрики им. Самойлова — у моей горбатой тетки. И еще я ощущала свое превосходство: у меня — Яша, квартира, картины, музыка, диссертации, дети, смысл, а у них — разочарования, презрение жен и никакого смысла в жизни. Не знаю почему, но мне всегда казалось, что не могут их любить жены, конечно, я сужу по себе, по своим теткам, подружкам и по деревенским бабам. «Не уважу мужика, — говорила в деревне доярка Мотя, — коли он не делом занимается». Потому те, «кто не делом занимается» и бьет свою жену, чуют: не пойдет она за ними в Сибирь. «Вы ведь русская, а туда же.» — укоризненно заметил один из сотрудников, на что я развернула свою концепцию русскости: «Только тот, кто знает русскую литературу, русскую историю, русскую поэзию так, как мой муж Яков, только тот может называться русским, а мы‑то с вами.» На что один из них произнес: «Вот так каждая жена должна думать о своем муже!» Я усмехнулась: «Ваши — так не думают». И, как я уже неоднократно писала, женщины элегантнее мужчин и любят воинов, создателей, творцов. А жалеть можно только жалких.

«Долг смертных ополчиться на чудовищ».

Начался опять суд над стихами и статьями о них. До автора стихов уже было не добраться, а вот Володя Марамзин был под рукой, его и арестовали. Я не буду излагать детективную историю освобождения Марамзина, в которой участвовали картины, связи, страхи, сантименты, любови. и высшие сферы, где только шелест крыльев серафимов. Шаги Андропова.

Марамзина сразу после суда выпустили. На радостях Володя поцеловал руку прокурорше. И боже! Чего только не придумывали про него! А он поэт, писатель, эстет, а не политик, для него «и мовешки — женщины», как он любил повторять. Я мало знаю людей, у кого бы страсти так ярко были выражены и в движениях, и в писаниях, и в любви к женщинам. Если ему удавалось увлечь женщину в свои объятия, он любил повторять: «Мистика, чистая мистика!»

И как поразительны критерии, нравственные требования, которые люди применяют к другим. Поглядите сами — какие бездонные пропасти в оценках себя и других! Предельные требования ко всем и полная снисходительность к себе. Летят камни презрения в человека. А в себя? Моя мораль выше твоей. Особенно было грустно слышать слова предельного осуждения Володи от некоторых наших друзей. Казалось, им было бы лучше, если бы его посадили. Но этой темы я больше не буду касаться. Слишком далеко можно зайти, в те бесконечные возможности, где уже сам станешь пропастью. Потому что никто не может похвастать, что «достиг Царствия Божия в себе самом».

Забавный эпизод произошел у меня с Володей Марамзиным в самом начале нашего знакомства. Я познакомилась с Володей в доме Бориса и Иры Вахтиных сразу после нашей с Яковом свадьбы. Внешность Володи была необыкновенной: черная густая борода, искрометные глаза, решительные, страстные движения, казалось, что он все время находится на поле боя. И сексуально окрашенный голос. Выяснилось, что мы оба Кашинские — наши бабушки и дедушки из Кашина. Через два–три дня я случайно встретилась с Володей в автобусе, он с улыбкой уступил мне место, стали беседовать. У нас совпали мнения о только что прошедшем в кинотеатрах фильме Антониони. Мы в экстазе обсуждали тенденции итальянских фильмов. На кольце автобуса, около Финляндского вокзала вышли: кажется, нам по пути дальше — ехать в университет. Продолжаем восхищенное обсуждение кинематографических изысков. «А вы Яшина жена?» — внезапно спрашивает мой собеседник. «Да», — гордо отвечаю. «До свидания!» — слышу: звучат слова, но «причина звука исчезла». Ни фильма, ни Антониони, ни мнения. ни Марамзина. Осталась стоять с недосказанными словами, с разочарованием и изумлением: что я такого сказала, что так внезапно оборвалась наша милая беседа и почему исчез мой собеседник?

Только потом выяснилось, что у Володи, оказывается, был принцип: с женами друзей — никаких романов. Я с ним об искусстве, тенденциях, а он. как бы увлечь ее в сторону сладострастия. Женщины отвлекают от фильмов, идей, и понятно, почему отделяют их в синагогах, прячут под чадру.

По «делу Хейфеца—Марамзина», которое было сотворено только для того, чтобы продемонстрировать бдительность органов, Яков и Вахтин были привлечены свидетелями. Яков и на суде и на следствии отказался от дачи показаний. Участие в «деле» Бориса Вахтина погубило его научную карьеру, а мы приняли трудное решение покинуть страну.