Единое ничто. Эволюция мышления от древности до наших дней

Современные теоремы (скажем, в математике) часто так сложно доказать, что этот труд благоразумно отдаётся трудолюбивому и не знающему усталости искусственному интеллекту. Но, что важнее, полученные доказательства занимают так много места и настолько сложны, что человек уже не в состоянии их как-то интерпретировать. Что это означает? Что он вынужден надеяться на то, что искусственный интеллект, совершающий и проверяющий доказательство теоремы, обладает достаточными средствами, чтобы делать всё правильно.

Сегодня мы не верим в Бога, как когда-то. Мы надеемся, что верим. И это не оборот речи, а формула. Вера в Бога стала сложной конструкцией, включающей некоторый уровень научной эрудиции, обыденные наблюдения, свидетельствующие о том, что чудо не спешит происходить, и тому подобные печальные соображения. Поэтому вернее всего будет сказать: теперь мы надеемся, что наша вера в Бога сильна, что она имеет основания и смысл. Такое положение дел не означает, что Бог больше не нужен и следует разрушать храмы или запрещать религии. Напротив, это означает, что храмы нужны как никогда. Многие без них просто потеряют последнюю надежду на какой-то смысл.

«Надежда» – вот верное слово, которое описывает современного человека во всех сферах жизни и деятельности. В науке, религии и, конечно, в политике. Мы больше не можем без оглядки верить в идеи, бросаться с головой в омут каких бы то ни было убеждений. Нам остро необходимо искать новые, по возможности наиболее твёрдые основания, нашей духовной, социальной и политической жизни. Но что это означает? Какими могут быть эти основания, если не новой религией, новой убеждённостью?

Сформулируем вопрос иначе. Кто этот таинственный человек надеющийся, или

человек одинокий, о котором мы так много говорим? Чего он хочет, что ожидает от мира, от общества? Что удовлетворит его взыскательные запросы? Не является ли, более того, человек надеющийся формой вырождения и деградации человека вообще? Ведь он больше не верит твёрдо, а только лишь надеется, что верит. Не делает ли это его слабым, беспомощным, податливым?

Человек убеждённый всегда мог быстро ответить на любой вопрос. В этом ему на помощь приходили его убеждения. Но и ответ сильно зависел от этих убеждений. Человек надеющийся должен быть значительно осторожнее в суждениях, ведь он ни в чём не уверен наверняка. Как только он начинает испытывать уверенность в чём-либо, то немедленно возвращается в положение убеждённости.

Человек убеждённый легко заводил единомышленников, так как всегда есть те, кто убеждён в том же самом. Но зато у него было и много врагов, думающих иначе. Человек надеющийся одновременно и более одинок, и более дружелюбен. У него значительно шире взгляды и меньше социальных табу. Он никогда не станет апеллировать к традициям, считая их абсолютным добром, а новшества – злом.

Что же тогда составляет систему взглядов человека надеющегося? Очевидно, что это определённая градация надежд. По аналогии с тем, что для человека убеждённого существует своего рода градация типов убеждения. Перечислим некоторые из форм убеждённости.

1. Убеждение в знании – форма убеждения, в соответствии с которой возможны достоверные системы знаний (например, о том, что имеет место здравый смысл или верен, скажем, только натуралистический подход). Эту форму могут образовывать и частные установки-убеждения (например, в том, что каждый человек остаётся самим собой на протяжении всей жизни, или что одна и та же причина в равных обстоятельствах всегда приводит к одному и тому же следствию, или что равенство – самая справедливая форма реализации свободы). Убеждение только в одной системе научных знаний есть одновременно непринятие другой системы знаний.