Единое ничто. Эволюция мышления от древности до наших дней

Пожалуй, сердцевиной всей философии Спинозы, которая происходит из её мотивации, стало его понимание того, как возможна человеческая свобода. Пожалуй, это именно тот ход мысли и та способность увидеть (достроить) Единое, за которые Спиноза считается одним из самых великих умов человечества. Его возводили на пьедестал мысли такие разные мыслители и творцы, как Иоганн Гёте или, например, Альберт Эйнштейн. Последний даже ссылался на «старика Спинозу» в знаменитом споре с Нильсом Бором. В чём же тут дело?

Парадоксальность и гениальность идеи Спинозы заключается в синтезе, кажется, совершенно несинтезируемых категорий – свободы и несвободы. Спиноза усматривает за ними Единое, предлагая такую теорию, которая как бы отменяет необходимость в дуализме Декарта для объяснения свободы воли. Ведь одной из важных сторон декартовской концепции было то, что человеческий разум в силу отдельной природы обладает свободой воли. Дуализм Декарта, по сути, делал свободу исходным свойством в системе разума и тела в силу Различного. Спиноза, как известно, объявил протяжённую и мыслящую субстанции Декарта (разум и тело) лишь атрибутами единой субстанции, проявлениями единого Бога. Поэтому свобода не была дана в спинозианской концепции как исходный пункт, но он должен был её сконструировать, изобрести. Фактически он должен был сделать то, что пытаются сделать сегодня эволюционные биологи, психологи и нейрофизиологи, стараясь понять, как путём эволюции в материи зарождается способность к произвольным действиям.

Не случайно гегельянец и философ сознания Эвальд Васильевич Ильенков считал Спинозу предтечей Гегеля. Возможность монистических воззрений Гегеля – а значит, и монизма марксистской школы, – по его мнению, во многом обусловлена концепцией, предложенной именно Спинозой[34]

.

Как же Спиноза изобретает свободу? Прежде всего, он её отрицает, ибо с подобного логического хода (с отрицания) начинают работу с Единым все монисты. Он отрицает свободу воли человека. В «Этике» он пишет, что идея свободы воли возникает из мнимого, кажущегося произвола действий людей: «Ибо, как я уже много раз говорил, свои действия и влечения они сознают, причин же, которыми они определяются к ним, не знают»[35].

Он пишет: «Точно так же ребёнок убеждён, что он свободно ищет молока, разгневанный мальчик – что он свободно желает мщения, трус – бегства. Пьяный убеждён, что он по свободному определению души говорит то, что впоследствии трезвый желал бы взять назад»[36]

.

Спиноза отрицал и случайность, полагая, что идея случайности тех или иных явлений возникает лишь потому, что мы рассматриваем эти вещи изолированно, вне связи с другими. Он пишет: «Отсюда вместе с тем следует, что Бог не даёт людям законов, чтобы награждать их за их исполнение, или, говоря яснее, что законы Бога не таковы, чтобы их можно было нарушить. Ибо если мы правила, установленные Богом в природе, по которым все вещи возникают и продолжаются, назовём законами, то они таковы, что их никогда невозможно нарушить»[37].

Будучи этическим мыслителем, Спиноза не может лишить человека возможности действовать и совершать выбор. Иначе в чём смысл этики, если не в помощи в совершении выбора. Но как совершить выбор в отсутствие свободы воли, когда невозможна случайность и всё определено Богом? В этом месте уровень сложности теории Спинозы, если так можно выразиться, уходит в сингулярность. Спиноза отмечает, что для этого нужно познавать необходимость, и свобода как раз в этом и заключена – в «познанной необходимости», в понимании своих потребностей и управлении ими, в избегании, как он говорит, рабства.

Конечно, идея Спинозы была обусловлена всем предшествующим ходом истории мысли, на его концепцию, несомненно, повлияли и его религиозные воззрения. Она не взялась из ниоткуда. Однако здесь нельзя не заметить, что за философской дискуссией Спинозы с Декартом скрывается, как огромный носорог в комнате, принципиальный момент. Если Декарт познаёт потому, что сомневается, то есть ради истины, какой бы она ни была, то Спиноза делает это, чтобы быть свободным. Он осознанно говорит, что свобода равна познанию, она приходит из знания, но на самом деле он говорит и то, что познание равно свободе. То есть познание – не только в выведении необходимости, но возможно ещё и познание воли, случайности, самой свободы. Однако последний смысл от него ускользает.