Единственное желание. Книга 1

– Что там? – испуганным шёпотом поинтересовалась Настя.

– Ничего. Спи! – ответил разбойник, не открывая глаз.

– Что – всякое? – зло усмехнулась Романова – её начинала раздражать излишняя опека Эливерта и Наира.

Атаман открыл глаза, повернулся к ней и, усмехнувшись совсем по-доброму, ответил просто:

– Ну да… всякое… Спи, Дэини!

Но уснуть Настя не могла ещё долго: ворочалась, слушала звуки в темноте, пытаясь различить в них враждебную поступь непрошеных гостей.

Однако летняя ночь была спокойна. И сон, наконец, одолел Рыжую – окутал её сладкой дрёмой, сомкнул веки печатью грёз, и она уснула, позабыв о тревогах.

Проснувшись на рассвете, она хотела встать и пойти поглядеть в свете разгоравшегося нового дня, кого же прирезал ночью Эливерт, но почему-то так и не решилась.

Настю глодало любопытство, но она побоялась, что, увидев, кто же скрывается под туманным словечком «всякое», потеряет покой раз и навсегда, и уже никогда не сможет без опаски уснуть у костра, пусть даже под охраной столь бдительных стражей.

***

Дни были похожи друг на друга, как братья-близнецы, и постепенно Настя начала привыкать и к изнуряющему зною, и к тряске в седле, и к тому, что к вечеру спина её ныла, а онемевшее мягкое место казалось деревянным. Всё это она принимала как должное и стойко сносила все тяготы пути, пусть это и было для неё непривычно.

Впрочем, к счастью Романовой, Эливерт то и дело предлагал остановиться и дать лошадям отдых. Он делал небольшие привалы по нескольку раз в день, жалуясь, что устал тащиться по такой жаре, а его Ворон еле переставляет ноги. Глядя на сказочного вороного, в это верилось с трудом – он бы ещё три дня без продыху ехал и ехал.

Но разбойник настаивал на привале, как только находилось какое-нибудь подходящее местечко: ручей, где можно было напоить лошадей и самим умыться, или раскидистое одинокое дерево, дающее спасительную тень.

Дальше к западу Приозёрной равнины посреди степи стали попадаться небольшие лесные оазисы. Не такие обширные, как Лэрианор, но остановиться под спасительным пологом рощи и хоть на пять минут покинуть седло, было для Насти всё равно, что переступить на время порог рая.

Рыжая изо всех сил старалась быть сильной и выносливой, не жаловалась даже тогда, когда от жары и усталости ей казалось, что она скоро просто свалится с лошади. Поэтому её немного удивляло, что Эливерт – мужчина, привыкший к кочевой жизни – так часто устраивает отдых и ноет, что ехать ему уже невмоготу.

С другой стороны, это Дэини успокаивало – уж если он устал, то она тем более молодец, что не сдаётся!

Так было на протяжении нескольких дней пути, пока однажды…

Эливерт вновь остановился у небольшого озерца напоить своего Ворона, кряхтя, сполз с седла и заявил, что ему надо передохнуть.

Настя с облегчённым вздохом последовала его примеру.

А Наир раздосадовано заявил:

– Не узнаю тебя, Эл! Раньше ты без труда мог сутки с седла не сходить. И ничего, не жаловался! А теперь, как избалованная девица – ой-ой-ой, ай-ай-ай… Кости ломит, солнце припекает. Я вполне мог бы продолжить путь, но ты нас задерживаешь всё время. Что с тобой стало, Эливерт?

– Старею, – буркнул разбойник, сосредоточенно поправляя сбрую Искры.

Настя смотрела на него, чувствуя, как в душе зарождается странное ощущение смуты. Она, кажется, начинала что-то осознавать, но пока ещё не до конца…

И тут Наир выдал фразу, после которой внезапно пришло прозрение, и всё, наконец, встало на свои места.

– Как-то резко ты начал стареть. Раньше я за тобой не замечал. Совсем недавно ты все тяготы пути без сетований переносил, а теперь будто издеваешься! Нарочно ты, что ли?

Наир осёкся на полуслове, поглядел на Настю и смущённо замолк.

Эливерт одарил его красноречивым взглядом, решил, что этого мало, и добавил устало:

– Ты иногда такой дурак, Наир! – сплюнул и пошёл поить лошадей.

Настя поджала губы – ей было обидно и горько.

Надо же, ей-то казалось, что она даже сильнее и закалённее надменного главаря разбойников, а он просто жалел её! Вот уже который день этот циничный, бездушный тип разыгрывает спектакль, чтобы, не уязвляя её – Настино – самолюбие, не оскорбляя её снисходительностью, дать ей хотя бы небольшой отдых, без которого она наверняка давно бы умерла от жары и усталости.

Какое унижение! А она ещё потешалась над хилостью атамана…

У Насти голова кругом пошла от странного смешения чувств: желания отблагодарить Эливерта и желания его убить.

А ещё лучше убить себя – порядочный самурай в такой ситуации непременно сделал бы себе харакири. Но Рыжая ведь не в Японию попала, а чёрт его знает куда. Так что остаётся только вздохнуть, проглотить застрявший в горле кусочек уязвлённой гордыни и ехать дальше.

Эливерт уже вернулся, а Наир всё стоял, обескураженный и растерянный оттого, что нехотя раскрыл чужую тайну, чужую игру. Вид у него был несчастный. Не хватало ещё, чтобы он себя укорял.

Надо было разрядить обстановку, и Настя просто сказала, хотя не так уж просто это ей далось: