– Свидетелей тому была цельная улица. Испугалась Вириян за своего любезного. Поняла девица, что не простят добру молодцу стражи порядка гибели своего сотоварища, пусть и случайной. И ждёт теперь драгоценного её Давмира, вместо свадьбы весёлой и домашнего гнёздышка, в лучшем случае, темница за высоким забором, а в худшем – тугая петля виселицы. И сказала Вириян Давмиру: «Беги, возлюбленный мой, покуда не схватили тебя псы цепные! Видно, не судьба нам вместе быть. Но и в дальних краях помни, что в городке, на берегу озера Кирима, ждёт тебя твоя Вириян! И всегда будет ждать, и помнить до последнего своего вздоха, и любовь моя будет так же сильна, как скорбь предстоящей разлуки. А теперь беги! Лучше ты будешь вдали от меня, но жив, чем рядом со мной, но погибнешь». И, поцеловав напоследок возлюбленную, простился на скорую руку Давмир и со своей матерью, что от слёз не видела мир вокруг. Но ничего уже было не изменить.
Да, сказка оказалась жизненной и печальной. Но и это был ещё не финал истории.
– Давмир спешно покинул родной город, ступив на тот тернистый путь, что многим известен – на путь беглеца и изгоя, когда вся жизнь – дорога, и вечно надо в страхе оглядываться назад, опасаясь погони и мести. Нелегко жить так, к этому надо привыкнуть. Давмир к вольной воле, ясно-понятно, был не готов. Шёл он из города в город, из одной земли в другую, подгоняемый страхом и отчаянием. Иногда подрабатывал, где мог. Руки-то у парнишки были золотые. И мог бы он запросто устроиться подмастерьем к какому-нибудь ремесленнику, но страх перед преследователями не давал ему задержаться где-нибудь. Долгое бегство, бессонные ночи, одинокие дни – тут в пору в петлю лезть. Всё это измотало его. Он стал худющий, как полинялый волк после голодной зимы. В нём не осталось и половины той силы, что некогда струилась в могучих руках. Таким он пришёл в Эсендар… У него было немного денег, заработанных тяжким трудом, и глаза смертельно больного человека, смирившегося с неизбежностью. Он зашёл в один из тамошних трактиров, и всё, что смог купить на свои сбережения – кружку рину да кусочек хлеба… Корочку, которой бы не наелась даже эта птаха.
Эл махнул рукой в сторону притихшей Граю.
– Там на Давмира обратил внимание один незнакомец. Чужак подсел за стол к парнишке, угостил выпивкой и собственной закуской. Они разговорились. Видно, Давмир уже так устал от своих скитаний и вечного страха, что, неожиданно для самого себя, без всякой утайки выложил этому бродяге всё о своих злоключениях. А новый знакомый, выслушав беднягу, заявил, что таких вот скитальцев в наше время полным-полно. Судьба у каждого своя, а итог у всех один – дорога без конца и края. Вернее, есть край, но только после него уже ничего нет… И в одиночку уцелеть, ясно-понятно, трудно. Гораздо легче спастись в стае, когда тебя окружают такие же изгои. И предложил тот незнакомец Давмиру присоединиться к его разбойничьей вольнице, и тот, ясно-понятно, согласился, поскольку выбора, по сути, у него не было.
– И незнакомцем этим, очевидно, был не кто иной, как ты сам? – предположил Наир.
– Ну, разумеется, мой друг, – ухмыльнулся Эливерт крайне иронично. – У тебя просто нечеловеческая проницательность. Может это оттого, что ты не человек? Разумеется, я был тем самым бродягой, который предложил Давмиру вступить в ряды воровской вольницы. Случилось это давно, ещё до Битвы при Эсендаре, ещё до Лэрианора, и до того как… Ну, ты сам знаешь…
Эл болезненно покривился и непроизвольно потёр шрам на скуле.