Единственный свидетель

— Наденька, это такая история.., вы себе чая налейте и мне за компанию, вот это варенье попробуйте, айвовое. Да, так вот, началась эта история примерно месяц назад. Приходят ко мне эти двое.., молодых людей, как вы справедливо изволили выразиться, очень вежливые, даже непривычно как-то. И говорят: «Ольга Варсанофьевна, вы ведь внучка композитора Верстовского?»

«Не внучка, а правнучка», — отвечаю.

"Ну это нам без разницы. Сути дела не меняет.

А мы, говорят, представители фирмы Дионис"".

Я сразу заподозрила, что фирма у них связана со спиртными напитками, и не ошиблась. Производит этот «Дионис» разные крепкие и крепленые напитки. Ну, говорю, а я-то вам зачем?

Я в жизни ничего крепче чая в рот не брала.

А мы, говорят ребята, именно к вам, как к последней родственнице великого композитора.

Дело в том, что наша фирма хочет взять имя вашего прадеда в качестве фирменного наименования. Есть же, говорят, водка «Распутин», водка «Менделеев», а мы решили выпускать водку «Верстовский». И не только водку. А целую серию напитков. Например, сувенирный набор небольших бутылочек — с названием какого-нибудь произведения вашего знаменитого предка.

Я сначала даже растерялась. Как вы, говорю, молодые люди, это себе представляете? Ну допустим, наливка «Черная шаль», по названию известного романса, — это куда ни шло, водка «Громобой» — в общем, тоже неплохо, это у него такая опера была (а парни, смотрю, сидят довольные и записывают — видно, раньше ничего про моего прадеда не знали, кроме фамилии), — «Пан Твардовский», говорю — тоже для крепкого напитка вполне подходящее название, «Тоска по родине» — может иметь успех у наших эмигрантов, «Сон наяву» — для спиртного название подходящее, но как-никак самая известная опера Алексея Николаевича — «Аскольдова могила», а уж это название, извините, кого угодно отпугнет.

Есть еще, конечно, «Бабушкины попугаи» — водевиль такой у прадеда был, но уж не знаю, куда такое название вы приспособите.

А они только глазами хлопают и руками машут. Это ничего, кричат, Ольга Варсанофьевна, все названия пристроим, нам главное ваше согласие получить, потому что теперь закон такой — имя в рекламных целях можно использовать только с согласия самого человека, а для покойника — с согласия его наследников. А мы для вас сделаем все, что вы попросите, — разумеется, что в наших силах. Вы не подумайте, что мы пожилого человека обидеть хотим. Мы старость уважаем.

Тут я призадумалась и говорю, что мне-то для себя уже ничего не нужно, доживу как-нибудь свой век, а вот лучше сделайте вы что-нибудь для прадедушкиной памяти…

Вот что, ребята, говорю — хотелось бы мне в память моего прадеда восстановить усадьбу в селе Селивестрове Тамбовской губернии, — или там теперь область? Или опять губерния? Не важно.

Он в этом селе родился, детство и юность провел, так хорошо бы усадьбу восстановить и организовать там музей.

Они помялись немножко. Что делать? Поедем, говорят, посмотрим на месте. Я вижу, серьезно люди настроены, может, и правда сумеют имение восстановить. Ну и спрашиваю: «А скажите мне, ребята, почему вы именно Верстовского выбрали? Не самый, честно говоря, известный композитор, кроме Аскольдовой могилы» мало кто его слышал. Почему, например, не Мусоргский или не Чайковский?"

Они немножко смутились, потом один и говорит:

«Понимаете, Ольга Варсанофьевна, наш, как бы это сказать, типа руководитель, он высокий очень, длинный.., ну и у него по жизни, типа того, кличка такая — Верста. Ну а ему один.., как бы друг, возьми и скажи, что был такой композитор — Верстовский, он лично где-то слышал. Нашему-то как загорелось — сделать такую водку. Как бы… типа того, чтобы кличку свою обессмертить. Ничего, говорит, не пожалею, только чтобы была такая водка! И поручил нам сделать все как надо».

— Ну и как, — включилась Надежда, допивая чай, — получилось с имением-то?

— Как раз сейчас они приезжали, мне рассказывали. Осмотрели усадьбу, а там один фундамент остался. Пригласили специалистов — историка, чтобы он им прежние изображения дома нашел, архитектора, прораба. Те им только приблизительно оценили стоимость работ, и получилось восемнадцать миллионов долларов. Они — ко мне. «Ольга Варсанофьевна, — говорят, — не подумайте, что мы люди несерьезные, слова не держим, но такая сумма для нас нереальна. Может быть, договоримся на что-нибудь другое?»

— И как вы — придумали?

— Я, Наденька, вот что придумала. Видите ли, иногда разные зарубежные меценаты, интересующиеся прадедушкиным творчеством, чаще всего русского происхождения, жертвуют разные суммы для восстановления имения, и вообще — для увековечения памяти Алексея Николаевича.