Эдит Пиаф

Во второй раз в своей жизни Эдит слышала звон колоколов, вдыхала запах ладана. Венчание состоялось в православной церкви, к которой принадлежал ее муж, среди блеска золота и песнопений. Ее «да» прозвучало еще громче, чем в Нью-Йорке. Она была счастлива, как никогда прежде.

«Я подумала, что можно умереть от счастья. Я от него задыхалась. Оно билось у меня в крови, кружилось перед глазами…».

Вот когда нужно было бы остановить время. Когда она выходила из церкви под руку с мужем…

Жизнь не часто делала подарки Эдит, но, как она мне сказала: «Момона, жизнь предъявит мне к оплате огромный счет. Но сколько бы это ни стоило, я предпочитаю оплатить теперь. Там, наверху, у меня не будет долгов, я буду чиста душой».

В тот же вечер она поет со своим мужем в «Олимпии». Успех невероятный! Публика вызывает Тео. Она хочет видеть и знать, будет ли наконец счастлива Эдит. Потом они возвращаются домой, где ее ждет сюрприз. Тео обставил комнаты, стоявшие пустыми. Стало уютно, тепло, исчез временный дух жилья. Тео счастлив: «Видишь, ты входишь в новый дом! Не в твой, а в наш!»

Этот человек дал ей счастье, которое казалось невозможным.

Что касается меня, то я всегда считала его чистым, порядочным и думаю, что он любил Эдит так, как ее никто не любил. Он от нее ничего не ждал, кроме горя и долгов. Перед свадьбой врачи ему все рассказали, он знал, что Эдит обречена. Он знал правду и все-таки женился. Это было высшим доказательством любви, его чувство к ней было гораздо выше физического влечения. До самого конца благодаря ему Эдит верила, что остается женщиной, желанной и любимой, — в то время как на самом деле едва выносила бесконечные муки. Он сумел до последнего ее вздоха дарить ей то, ради чего она жила: любовь.

В конце января 1963 года Эдит показалось, что она вошла в форму. И маленькая черная искореженная тень с несоразмерно большой головой стала жить так же напряженно, как раньше. Очертя голову тратила она последние силы. Только благодаря воле ей удавалось держать голову над водой. Все вокруг были в ужасе. Мы знали, что одна единственная, чуть более сильная волна может накрыть ее и мы будем свидетелями ее гибели и ничего не сможем сделать, чтобы спасти. Этот месяц она живет, как жила всегда, с полной отдачей. Она одновременно готовит концерт для «Старой Бельгии» в Брюсселе, свое выступление в «Бобино» и турне по Западной Германии. Она уверена в победе.

Мишель Эмер и Рене Рузо написали для нее прекрасную песню — «Я столько видела, столько видела…».

Я слишком верила, слишком верила, слишком верилаВсему тому, что мне вешали на уши на разных углах и перекрестках,Мне столько раз говорили, я столько раз слышалаСлова: «Я тебя обожаю!» и «На всю жизнь!»Все это ради чего? Все это ради кого?Я решила, что все уже в жизни видела,

Все сделала, все сказала, все слышала,

Что сказала себе: «Больше не поймаюсь!» И тогда он пришел!

Тексты, которые для нее теперь пишут, звучат как завещание.

Молодые, в возрасте между двадцатью и двадцатью пятью годами, Фрэнсис Лей, Мишель Вандом и Флоранс Веран одновременно создают для нее три песни: «Люди», «Человек из Берлина», «Марго — Нежное сердце».

«Понимаешь, Момона, пока молодые любят тебя и пишут для тебя, никакие болезни ничего не изменят!»

В «Старой Бельгии» Эдит впервые поет «Марго — Нежное сердце».

Чтобы вызвать слезы у Марго,Марго — Нежное сердце,Марго — на сердце тяжесть,Достаточно какого-нибудь припева,Мелодии гитары,Слез клоуна!

Ее приняли так хорошо, что в ту же ночь, перед тем, как заснуть, она звонит Мишели Вандом: «Твоя песня прозвучала прекрасно. Я рада за тебя. Приезжай ко мне в Брюссель!»

В феврале 1963 года Эдит выступает с Тео в «Бобино». Еще раз перед ней распахивается красный занавес, она ощущает кожей свет прожекторов, вдыхает теплый запах зрительного зала и слышит крики «браво». В тот вечер она впервые поет две песни Фрэнсиса Лея и Мишеля Вандом — «Люди»:

Как все люди потупились, опустили глаза,Когда мы с тобой обнялись,Когда мы поцеловалисьСо словами: «Я тебя люблю»…

— и «Человек из Берлина»: