Читаем Эдуард Стрельцов. Насильник или жертва? полностью

Не имею права не рассказать, вернее, имею огромное желание рассказать о Стрельцове-футболисте и забитых им мячах.

С голами Стрельцова, как и в многострадальной его жизни, без проблем не обошлось. Сомнения долгие годы вызывал один только забитый им мяч – первый.

Сократ мне друг…

4 апреля 1954 года «Торпедо» открывало сезон в Харькове с местным «Локомотивом». Гости выиграли – 4:1. В тот день состоялся дебют шестнадцатилетнего Эдуарда Стрельцова в большом футболе. Он появился на поле минут за двадцать до конца и гола забить не успел. В этом я был абсолютно уверен. Согласно «Советскому спорту» (от 6 апреля 1954 года) четвертый гол забил Вацкевич, в харьковских и киевских газетах единства на сей счет не было – кто-то указывал на Вацкевича, а «Радзяньский спорт» – на Гулевского. Стрельцова они не заметили.

В июле 87-го мою уверенность поколебала запись в протоколе этого матча, сделанная рижским арбитром Эдгарсом Клавсом. По его мнению, четвертый гол забил Стрельцов. Протокол – святое, так мне тогда казалось. (Со временем, получив солидный опыт работы с протоколами, оценил изречение Иосифа Сталина: «Надо доверять, но проверять»). Тут же отнимаю гол у Вацкевича и приписываю Стрельцову.

Чуть позже сам Стрельцов вновь зародил сомнения. В книге «Вижу поле» он вспоминает первые матчи за «Торпедо». Дебюту в Харькове посвящено два слова – вышел на замену. О голе – ни звука. В следующем матче с ленинградскими «Трудовыми резервами», по словам форварда, он принес какую-то пользу: так энергично напирал на защитника, что тот с перепугу пробил по своим. И попал. Наконец, в третьей игре, в Тбилиси, впервые вышел на поле в стартовом составе и забил первый гол. Кому верить – Клавсу или автору? Футболисты в большинстве своем первый гол помнят в деталях.

Сомнения окончательно развеяла автозаводская многотиражка от 6 апреля 1954 года (в первой половине 50-х издавалась под названием «Сталинец»). Редакция газеты редко отправляла своих людей на выездные матчи «Торпедо», а тут, возможно, в связи с открытием сезона раскошелилась не на шутку: и корреспондента откомандировала, и фотокора – словно знала, какую услугу оказывает будущим историографам Стрельцова.

Журналист о спорном четвертом голе рассказал («во второй половине состязания четвертый мяч в сетку „Локомотива“ влетел от ноги Виталия Вацкевича»), фотокор – показал. Снимок (в нашем случае – вещественное доказательство) запечатлен тут же под отчетом: Вацкевич уже произвел удар, и мяч от его ноги летит в ворота. Рядом с ним – Гулевский. Стрельцова в кадре нет. Возможно, еще не вышел на поле: четвертый гол и появление Стрельцова состоялись на одной и той же 70-й минуте.

Не исключаю, что Клавс, держа в уме фамилию вышедшего на замену молодого, еще никому не известного футболиста, по ошибке вписал ее в графу «забитые мячи». Возможно, но не факт. О чем думал судья, делая запись в протоколе, никто не знает. Но это не столь важно. Сомнений не осталось: Стрельцов в Харькове не забивал, память его не подвела.

Знал ли об этом Есенин? По всей видимости, знал. Он и отчеты о матче читал, и с книгой Стрельцова, несомненно, был знаком, да и с футболистом тоже. Мог уточнить. Не пожелал. Не исключаю конфликта на этой почве у Есенина-статистика с Есениным-лириком. Если и была борьба, недолгая: романтическо-поэтическая натура Есенина одержала убедительную победу. Понять Есенина можно, как и других статистиков и историков, продолжающих на основании записи в протоколе отстаивать магическую цифру «100». Ох, как нелегко ее расколдовывать. Для цифроманов это не просто круглая цифра – роскошный, сказочный дворец, шедевр архитектурного творчества. Достань один кирпичик – и никакого великолепия – рухнет, вмиг обратится в хибару, пусть и огромных размеров.

Исследовав эту историю, счел нужным с вами поделиться. Вы, однако, вовсе не обязаны ее выслушивать, а выслушав – уверовать. На вашем месте я так бы и поступил. На своем – не имею права. Повенчавшись с истиной, изменить ей не в силах, даже ради обожаемого мной Стрельцова. Потому и глядят на вас с таблички две уродливые девятки вместо красавицы сотни.

Знакомство

От истинного болельщика ничего не утаишь. Самые информированные, всезнайки, располагались в центре огромной толпы, собиравшейся ежедневно на тбилисском стадионе «Динамо» (как и в других футбольных центрах) возле огромного стенда – турнирной таблицы. Повестка дня традиционная: а) последние известия с мельчайшими подробностями из жизни и быта команды в целом и футболистов в отдельности; б) обсуждение матчей предыдущего тура; в) прогнозы на тур грядущий; г) разное.

На одном апрельском заседании в сезоне 1954 года, накануне прибытия в Тбилиси автозаводцев, новостной блок, вопреки обыкновению, начался с сообщения о появившемся в «Торпедо» вундеркинде, Стрелкове или Стрельникове. До этого Стрельцов (его и имели в виду) сыграл вдали от Грузии в двух матчах в общей сложности менее тайма. Как могли узнать о нем, да еще и оценить его необыкновенный дар?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное