Эдвард Григ

— Но этот романс… — Нина останавливается и прикладывает ладони к пылающим щекам. — Ты знаешь, я с первого раза все в нем поняла. Мне кажется, я сама его написала!

— Никто не споет его так, как ты!

— Потому что никто не почувствует… Нет, ты делаешь со мной чудеса!

Ручей бежит по траве. Нина, смеясь, отступает.

— Какой быстрый! Должно быть, стремится к морю. Добежит ли?

— Ведь море близко!

— Нет, это только кажется… Ах, Эдвард! Сядем здесь на скамью. Твоя куртка такая теплая! Вот так… И отчего это все время звонят в колокола?

— Сегодня воскресенье.

— Ах да, сегодня воскресенье! Праздник… Скажи, это нам не снится: это утро и все, что с нами происходит?

— Нет. Но я не знаю…

В его глазах появляется беспокойное выражение. Он прислушивается к звону. Да, это не только колокола… Может быть, снится…

Она натягивает на себя сползающий конец куртки.

— Я не могу объяснить, — говорит она тихо. — До сих пор в моей жизни все было как будто ненастоящее… И я могла не беспокоиться, если и была несовершенна… А сейчас я вижу перед собой жизнь, и она требует от меня так много, что я боюсь. Ведь счастье — это уже не мечта; это надо заслужить!

— Не говори так! Чем же я заслужил это?

— Ты… — Она замолкает и прячет голову на его груди. Но, и закрыв глаза, она видит перед собой жизнь, которая отныне требует совершенства. — Я все время говорю пустяки, оттого что хочу сказать слишком много. Но ты должен простить меня… И за эти прошедшие месяцы, когда ты страдал по моей вине. Это не отомстит за себя когда-нибудь в будущем?

— Ах, что ты говоришь! Простить — тебя?

Через несколько минут она сбрасывает с себя куртку и выпрямляется. Ее лицо немного побледнело: солнце зашло за тучу, и все освещение изменилось.

— Тебе уже не холодно? — спрашивает он робко. — Ты не обиделась на меня?

— За что? За то, что ты только теперь догадался меня поцеловать?

Она смеется и вдруг становится серьезной.

— Я думаю о том, что с нами будет в такое же утро через сорок… нет, через пятьдесят лет, когда мы отпразднуем нашу золотую свадьбу!

— Что?

— Будем считать с сегодняшнего дня, хорошо?

— О Нина!

— И вот наступает такое же утро… через пятьдесят лет. Разве так не бывает?

— Это так далеко…

— Невообразимо! Но ты подумай! Теперь нам вместе сорок лет. А тогда будет сто сорок! Тебе не страшно?

— Нет.

— Почему ты улыбаешься? Ты не веришь в это? Да, это так далеко. Но даже то, что сейчас, кажется мне сном, — это утро и то, что мы сейчас вдвоем…

Он понимает ее. Поверить невозможно. Страдание реально. И ожидание чуда реально. Но счастье, которое пришло и сверкает вдали серебряным морем и звенит в воздухе колокольным звоном, счастье, которое рядом, которое смотрит из больших испуганных глаз, непостижимо и нереально. Это действительно похоже на сон.

Не только колокол звучит. Хор кузнечиков в траве — точно маленький оркестр, играющий под сурдинку, и это сливается с журчанием ручья. И, как в детстве, в лучшие дни, слышится, как в воздухе дрожат невидимые струны.

…Они идут по тропинке, держась за руки. Уже попадаются прохожие. Пожилая пара идет им навстречу. Женщина смотрит на них во все глаза.

— Совсем дети! — слышат они за собой ее голос.

Тропинка становится узкой. Эдвард поднимает Нину и через несколько шагов осторожно ставит на землю. Она стоит на высоте, разрумянившаяся и вся освещенная солнцем.

Море открывается, обдает их свежестью.

— Хочешь, покатаемся на лодке? — говорит Нина. — На воде сейчас никого нет.

И, пока он спускается вниз, чтобы достать лодку, она оглядывает все пространство. Звучат колокола… Она охватывает обеими руками свои плечи и подставляет лицо лучам солнца. Ей видно, как желтые утки плывут возле берега в тени, как чайки, подобно снежинкам, реют в воздухе.

Эдвард возвращается, и они, обнявшись, идут к морю.

Но вот, уже у конца спуска, им встречается человек с длинными седыми волосами. Он держится очень прямо, одет старомодно и очень скромно. Его лицо необыкновенно симпатично, а круглые выпуклые глаза удивительно молоды. Он до торжественности серьезен, но какая-то внутренняя улыбка, словно сияние, мягко освещает его лицо.

Его появление неожиданно. Он словно поднялся и вырос из-за моря. Трудно определить его возраст. По-видимому, он стар. Но это впечатление не удерживается долго.

Он останавливается перед Ниной и Эдвардом, и улыбка явственнее проступает на его лице, а глаза, полные доброжелательства, радостно светлеют.

С минуту он глядит на влюбленных, затем, сохраняя все ту же торжественность, низко кланяется им. Они вспыхивают, но не отстраняются друг от друга: эта мысль даже не приходит им в голову. Они чувствуют, что этот странный человек с добрым лицом и молодыми глазами родной им, что он их одобряет и что никакой пастор в мире не мог бы так полно и радостно благословить их союз.

Они отвечают на поклон незнакомца, и он проходит мимо на своих длинных ногах.

Уже сидя в лодке, Нина говорит Эдварду:

— Ты знаешь, кто это был?

Он кивает:

— Я догадался. Значит, он уже вернулся из своего путешествия?