Ее монстр

Штурман сказал, что использовал передатчик. Странно… Портативные радиостанции не настолько мощны, чтобы достичь других звездных систем. Максимум – сработает в пределах пары астрономических единиц. Получается, военные были где-то рядом? Упорно выискивали сбежавших? А Игерь ускорил их появление и упростил задачу поиска на планете, указав точное место приземления.

Видимо, не совсем точное, потому что оно оказалось с другой стороны леса, я узнала местность, куда нас привели. Ровное пространство с мягкими приземистыми кристаллами-травой. На горизонте выразительно вздымались горы, одна из которых едва не свела меня с ума запахами еды. С противоположной стороны невнятной полосой уходило вдаль оранжевое болото.

В этом месте была первая стоянка эдаити. Сейчас же здесь раскинулся другой лагерь. Военный. И такая знакомая организация тыловой территории!

По периметру пространства шесть огромных кораблей-транспортников, их устремленные в небо носы раскрыты, как лепестки цветка, а из сердцевин поднимались вертикальные столбы – преобразователи энергии. Генерируемое силовое поле, почти прозрачное, но переливающееся радужными разводами, мерно дрожало и накрывало собой лагерь. Защита…

Защита, которую то и дело разрывали, проходя сквозь нее, возвращающиеся в лагерь десантники. Сбрасывали оружие в специальный контейнер и отправлялись на импровизированный плац – место отдыха и тренировок.

Эту же защиту прорывали и влетающие в лагерь штурмовые корабли. Я насчитала семь, стоящих в отдалении, и еще три успели приземлиться, пока нас вели к «штабу», большому быстро собираемому походному армейскому модулю, окруженному более мелкими.

– Так… Кто тут у нас?

Сидящий за столом и тем не менее заметно возвышавшийся над ним худощавый офицер в фиолетовой форме СКР, приспустив очки, придирчиво осмотрел сначала меня, затем Игеря. Я невольно вздрогнула. СКР – служба космической разведки, и, насколько мне известно, ее сотрудники никогда не покидают своих кораблей. Не высаживаются на планеты, предпочитая для большей мобильности жить в космосе, а действовать и получать информацию чужими руками. Вывод прост – амиоты, то есть эдаити, оказались настолько важны, что специалисты СКР решили пренебречь собственными правилами. Стало жутко.

– Рядовая в запасе Троя Флэш. Третий взвод шестого резервного подразделения «Стигма», – коротко отчеканила по уставу, но, получив очередной удар прикладом в спину от своего конвоира и заметив соответствующие нашивки на рукавах формы, спешно добавила: – Господин полковник.

– Э-э… Игерь Сержевич Ям. Механик и резервный штурман грузового транспортника «Перепелка-2», – покосившись на меня, куда менее четко выдал спутник.

– Любопытно… – бесцветные глаза офицера спрятались за толстыми линзами, а взгляд опустился на разложенные на столе инфомодули.

Тонкие пальцы скользнули по ним, или отыскивая определенный, или пытаясь отвлечь наше внимание, пока мужчина принимал какое-то решение.

Больше всего я боялась, что Игеря начнут допрашивать отдельно от меня и первым! Он же такого наговорит, что потом сам рад не будет. Мои попытки хоть как-то объяснить наши действия уже не будут иметь принципиального значения!

Как назло, именно это и произошло.

Спустя пару минут по приказу тощего начальства, так и не сняв наручники, меня увели в соседнюю палатку. Стояла она практически вплотную к штабу, и потому крики и поначалу гневный, а затем жалобный голос Игеря я прекрасно слышала. И прекрасно осознавала – методы влияния на степень разговорчивости мужчины не ограничиваются психологическим давлением. В ход идет и физическое воздействие.

Однако я даже не предполагала, насколько сильное…

Когда мне приказали выйти из палатки, чтобы отвести в штаб, Игеря как раз оттуда вывели. Вернее, выволокли под мышки практически безвольное тело. «Практически» – потому что голову он все же поднял, чтобы посмотреть на меня.

Мужчина выглядел жалким, взгляд его отражал страдание и чувство вины в равной степени.

Синяк на всю левую щеку, заплывший глаз, содранный по пояс скафандр и выразительные ярко-красные полосы на спине – все это рассказало о допросе куда больше полного боли и отчаяния взгляда штурмана. Зато я хотя бы оказалась готовой.

Увы, военные оправдали мои наихудшие ожидания: ни намека, что в нас видят спасенных из неволи соплеменников. Хотя, конечно, ни уровня боли, ни обиды на своих это не уменьшило, скорее притупило ощущения. Все вдруг стало безразлично. Всматриваясь в лицо представителя разведки с невыразительным рыбьим взглядом, не могла отделаться от ощущения, что все происходит не на самом деле. Не со мной. Словно фильм смотрю.

Одичала ли я за время, проведенное в плену у Кина, утратив навыки сосуществования с представителями своей цивилизации? Или из-за стремительности событий и перемен схожу с ума, а неверие – защитная реакция сознания?