Ее нежеланный лорд

Бабочка была единственным, что осталось от матери. Она… тогда случайно увидела бабочку на витрине антикварного магазинчика. Оказалось, что эта бабочка раньше была ее, до того как… И Рой уже толком не мог воскресить в памяти лица матери, так, размытые очертания, стершиеся ощущения – всеобъемлющей любви и тепла. А вот фарфоровая безделица осталась.

Рой повертел-повертел в руках бабочку и поставил на место. Он обязательно заберет ее отсюда и будет хранить в сейфе как напоминание самому себе, что Роланд Эверси должен умереть – но умереть с осознанием того, что его род возглавит простолюдин Сандор и что именно простолюдину Сандору его избалованная дочурка будет рожать детей.

Глава 4

Замуж за врага

Бьянка бежала по ночному лесу, не разбирая дороги.

Под босыми ногами хрустело стекло, мелким крошевом впиваясь в ступни, и от резкой боли темнело в глазах, но Бьянка почему-то не могла остановиться. Чей-то сиплый голос нашептывал ей, что надо бежать, надо скрыться, чтобы не нашел. Кто не нашел? Она не знала. За спиной, отставая всего на шаг, двигался кто-то очень тяжелый, большой. И, захлебываясь ужасом, Бьянка успела обернуться, чтобы увидеть…

Короля. Узурпатора. Ксеона.

Она задыхалась, с трудом переставляя изрезанные в кровь ноги. А он словно и не торопился, просто шел следом и, кажется, даже не касался ступнями земли. Только вот глаз у него не было, вместо них – темные провалы, и по землисто-серым щекам багровые дорожки. И белая, неестественно белая в лунном свете рубаха заляпана черным…

– Не-е-е-ет! – Бьянка завопила что есть мочи, но из горла выполз сиплый шепот. – Нет!

А боль в ногах сделалась невыносимой. Еще немного, и она упадет.

Силы стремительно убывали, утекали водой сквозь пальцы. Но останавливаться нельзя, потому что тогда… Горло сжалось в спазме, сердце подпрыгнуло и перевернулось в груди. Тогда он настигнет ее. И с ней будет то же, что и с несчастной, мертвой Лиззи.

Хрипя, Бьянка дернула в стороны колючие ветви, раздирая ладони шипами, – и вылетела по инерции на берег лесного озера, замершего зеркалом меж холмов. Оглянулась – за ней по сверкающим стекляшкам тянулась цепочка кровавых следов. Куда теперь?

Но додумать ей не дали.

Внезапно на талию легли чьи-то тяжелые руки, холодные и твердые, как камень. Забыв, как дышать, Бьянка рванулась прочь. Железные пальцы безжалостно впились в тело, сминая так сильно, что она почти услышала хруст собственных ребер.

– Нет, нет, нет!

Изворачиваясь змеей, она все же увидела того, кто ее настиг. Как будто ударили в живот, кулаком, с размаху. Внутри все стянулось в узел, болезненный и одновременно тошнотворно-сладкий. Снова… он. Человек без лица, и только белобрысые лохмы, перемазанные грязью и кровью, торчат во все стороны.

Бьянка завопила, но на горле словно удавку затянули. Ни звука. И только руки, терзающие ее, с треском рвущие одежду. И размытое пятно вместо лица. И отчетливый запах сырости и тлена.

Он швырнул ее лицом вниз, на живот. Бьянка больно ударилась щекой о камень, ныряя в спасительную темноту… И проснулась.

Первое, что она увидела, – букет белых роз, перевязанный синей атласной лентой. Букет стоял в низкой вазе на столике рядом с кроватью, и вся столешница была заставлена склянками с наклеенными лекарскими бирками.

Взгляд суматошно скользнул дальше, вбок, вверх… Все было тихо и спокойно. Она по-прежнему находилась в собственной спальне. Светлые обои, местами выгоревшие на солнце. Нежно-лавандовые занавески на приоткрытом окне. А в углу поставлено старое кресло, и там, уронив голову на грудь, сладко посапывает верная Тутта. Бьянка вздохнула и облизнула почему-то потрескавшиеся губы. Сколько она… вот так? Явно больше, чем одну ночь.

Нахмурившись, она подняла к глазам руку, которая почему-то казалась ватной и непослушной. Кожа была бледной, сквозь нее просвечивали синие жилки. Пальцы совсем тонкие, вон, скромное колечко с александритом болтается. И вновь накатил страх. Такой, что сердце затрепыхалось в груди, а перед глазами тряхнуло серым полотном приближающегося обморока. Лиззи… там ведь Лиззи убили. А она, Бьянка, нашла ее в беседке в таком виде, как будто перед смертью Лиззи вовсю развлекалась с мужчиной.

Бьянка тихо всхлипнула. О, что было потом… Потом она беспомощно висела на руках лорда Сандора, вдыхая запах дорогого табака и не менее дорогого одеколона, свежего и терпкого, с цитрусовой ноткой. А Сандор принес ее в дом, положил на кушетку и умчался куда-то. Над Бьянкой тотчас собрались квохчущие женщины, все искренне сочувствовали, и только маменька гневно поджимала губы, как будто уличила Бьянку в неподобающем для юной леди поведении.

Естественно, что можно сказать девушке с испорченной репутацией, когда посреди ночи ее в дом на руках приносит малознакомый мужчина?

И вот тогда-то Бьянку и накрыло – тошнотворно-теплой, соленой волной – и смыло в непроглядный мрак, кружа, словно щепку. Мрак, растрескавшийся кошмарами.