Ее величество

– Я недавно ходила на концерт. Дети выступали. Вы бы видели лица пожилых людей в зале, подхватывающих пионерские и спортивные песни из своего детства. Сколько в них было ребяческого задора и счастья! Глаза сияли, морщинки разглаживались. В их позах и движениях было столько желания активно жить и радоваться! Я любовалась ими, – сказала Жанна.

– Существует ли целесообразность зла? Как можно ему поддаться? Допустим, страх может чуть ли не из любого человека сделать животное. Например, в концлагерях. Там с человека слетал тонкий слой гуманности и культуры, и он становился зверем, нелюдью. И все же человеку почему-то трудно убить человека. Он боится наказания? – спросила Аня.

– Ада в душе боится. Человек отличается от животного тем, что примеряет чужую боль на себя, и она вызывает в нем сострадание. А доброта заключается в том, что один человек пытается облегчить страдания другому, – ответила Жанна.

– А Федору нравится издеваться, и вместо сострадания у него насмешки. Значит, он хуже зверя, – сделала неожиданный вывод Аня. – И что это мы все на бедных животных валим? Человек может выбирать между добром и злом, а звери – нет. «Они живут в раю», не зная ни зла, ни добра. «Они не убивают, они едят». Это люди сознательно мучают и губят друг друга.

– У Природы все под неусыпным надзором, – сказала Жанна.

– Кроме человека. Задавать себе вопрос: убить – не убить – уже заблуждение, а может, даже грех. К этому надо прийти… И это уже жутко. Выбор – трудное дело, а иногда и страшное. Страх делает людей жалкими и мерзкими… Мой сосед в молодые годы «стучал». Не знаю, по убеждению или из страха за сына. Я его ненавидела. Нам повезло не делать этот выбор. Но никто не знает заранее, как он поведет себя под пытками. А одна моя знакомая старушка в войну в немецком штабе секретарем целый год работала. На иностранной машинке печатала, не зная языка. Как я могла ее обвинять? Я пыталась ее понять. У нее было четверо маленьких детей и еще двое племянников. И партизан рядом не было, чтобы помочь ей. Наши поезда она не взрывала, никаких злодеяний не совершала, а ее после войны преследовали, пытались расправиться, мол, заискивала, продукты на детей выпрашивала. А мне в голову приходила дурацкая мысль: «Что же вы, мужчины, герои, допустили…» Я, конечно, понимала, что не права. Я знала, что эта женщина тоже обязана была бороться, но жалела маленькую, худенькую тётеньку и ее неприкаянных, дразнимых, презираемых ребятишек. Может, потому что сама была незащищенным подростком? Я думала: «Как бы я поступила на ее месте? Позволила бы немцам растерзать своих и чужих детей? Ведь нет же. Схитрила бы, но не допустила. В концлагерях люди тоже не по желанию работали на немцев. И ее заставили. Возможно, попади она в другую ситуацию – допустим, ей было у кого-то на время спрятать детей, – эта тетя стала бы героем войны, орденоносцем».

Аня замолчала и вся как-то съежилась под давлением до сих пор неразрешенных вопросов.

«Воробышек, в каждом твоем рассказе обязательно присутствует нотка печали», – подумала Лена.

– …Почему религия внушает нам, буквально «втирает» в мозги, что рай где-то там… Рай на земле. Он в душах людей. Если бы каждый хотел строить хорошую жизнь в своей семье, в своей стране! А то некоторые гребут только под себя… Не хочется верить, что общество в принципе не может быть справедливым… Попробуй выступить против начальника. И чем это закончится? А если скажешь ему правду, да еще и прилюдно, так перекроет кислород на всю оставшуюся жизнь, куда бы ни уехала. Хоть убейте, не хочу я с этим соглашаться! Права была Ахматова, когда писала, поняв, как гадко живут люди: «…И сквозь тлетворный срам не сметь поднять глаза к высоким небесам». Тоже, наверное, мечтала о возвышении человеческой личности. Культура оберегает человека от падения? – вопросом закончила свое бестолковое «выступление» Аня.

– Знать истину – не значит жить по ней. Знания аккумулируются, а этика нет. Натура человека с веками не улучшается, не развивается по спирали. Каждое поколение как бы с нуля обзаводится нравственными нормами. Его обучать приходится. А вот какие эти учителя, зависит от многих причин… Нравственные ценности у нас с Западной Европой вроде бы почти одни и те же, да интересы разные. И себестоимость этих ценностей повсеместно не одинаковая, – усмехнулась Инна.

– Русских отличает идеализм, милосердие, высокая степень духовности, коллективизм... – начала перечислять Жанна.

– Ха, коллективизм! Чтобы за чужую спину прятаться? – съязвила Инна.

– Не утрируй, – одернула ее Аня. – Что же растлевает людей? Деньги? Лень? Глупость? Думаешь, религия удерживает человека от совершения зла? Она веками проповедовала любовь и уважение к ближнему. Так почему же не получалось?.. Значит, не бывать раю на земле, потому что не изменить суть человека?

– Но уменьшить количества зла в обществе путем воспитания и обучения можно, – заметила Лена.

– Но воспитывают в разных странах неодинаково.