Ее величество

«Федя не считает свое поведение недостойным и тем более греховным. Он не признает своих недостатков и ошибок. Как-то не выдержала и решила на примере пояснить ему свою мысль, рассказав маленькую историю из своей юности. «Ехали мы в гости к родне отчима. Машина таксиста сломалась и нам пришлось перебираться через перевал верхом на лошадях. Я страшно боялась упасть в ущелье: дрожа всем телом, вжималась в седло, двумя руками вцеплялась в гриву и даже глаза закрывала, когда мы оказывались на очень узком участке дороги. Моя лошадка все время отставала от остальных «путешественников», потому что ощущала мой страх, сочувствовала мне и, оберегая свою трусливую наездницу, шла очень осторожно, мелко переступая передними ногами и притормаживая на крутых спусках задними. Спину она буквально в дугу изгибала. Я чувствовала, как напрягается ее сильное тело, я видела, как внимательно всматривается она в камни, на которые ей предстояло наступить. Она расслаблялась только когда мы оказывались на ровных, достаточно широких отрезках пути». А ты человек, но не умеешь беречь, жалеть и сочувствовать», – печально заключила я свой рассказ. И ты думаешь он тронул моего мужа? Федя умеет так уйти от неприятных ему вопросов, что потом трудно к ним вернуться».

«О Боже, Эмма постоянно чувствует себя несправедливо обиженной! Не стала бы ее горькая и такая навязчивая обида серьезной потребностью, приводящей к неадекватной оценке событий. Как удержать ее в границах? Только ли выслушивая ее бурные, жалостливые возлияния или еще жестко критикуя? Может, поводить ее по магазинам, отвлечь? А что? Мощное терапевтическое средство, мне помогает от депрессии. Нет, не в ее случае. Тут необходимо что-то более радикальное, – вела я сама с собой душеспасительный диалог. – Вот говорят, что страдания делают людей людьми. Не всех. Кого-то они могут сломать и превратить в зверя. Что же Федора сделало жестоким?»

«Помню, впервые совсем чуть-чуть замаячило передо мной смутное недоверие. Но оно не застряло в мозгу. Я отгоняла от себя подобные мысли, не хотела замечать очевидного, мол, откуда взяться беззаботно-беспощадной наглой подлости? Это немыслимо! У нас светлая, безоглядная, радостная любовь. Горло перехватывало от одной только мысли, что такое у кого-то бывает. Добрые юношеские мечты, что ли, привили мне неистребимую безмятежную веру в людскую порядочность? Не хотела смотреть в глаза реальности, вот и жила в мире иллюзий… Я же раньше была веселая, улыбчивая. Меня в университете называли солнышком. Все считали, что у меня легкий, уживчивый характер. А Федор загубил и потушил меня», – с грустью говорила Эмма.

«Всё когда-то бывает в первый раз, – хмыкнула я в ответ ей невесело. И подумала, насмехаясь над собой: «Первый раз трудно исповедоваться, сознаваться в позоре, а потом ничего, даже с юмором плачешься».

«Сначала мои коллеги сделали легкий проброс, упомянув о возможных изменах, мол, этот случай не может быть простым совпадением. Пытались раскрыть мне глаза, занести бациллу недоверия. Но внутри меня ни один маячок опасности не блеснул. Я не кокетничала с мужчинами, не давала повода дурно говорить о себе. Правда, иногда некоторые мужчины неправильно понимали мою открытость, но я, заметив это, прямо и откровенно разъясняла им ситуацию. Я не ревновала мужа, потому что была уверена в своей порядочности, и Феде верила как себе, пока…» – Эмма замолчала.

«Трудны только первые сомнения в непогрешимости», – заметила я с большой долей сарказма.

«Обращу твое внимание на тот факт, что посеянные сомнения опять не дали богатые всходы. Сердце только на миг упало в предчувствии беды. Не подключилась я к расследованию. Не могла себя заставить. В разумность такого поведения мужа не верилось. Ведь Федя присутствовал во мне как центр, как смысл и необходимость бытия, потому что только с ним я связывала ощущения настоящей радости, полноты жизни и счастья. Особенно я тосковала, когда он уезжал в командировки. Я была предана Феде в каждом мгновении нашей жизни и от него ждала того же.

Я отвечала коллегам, что не располагаю подобными сведениями и у меня нет оснований не верить мужу, что все их доводы из области предположений, недобросовестная заварушка, фатальная мешанина фактов. Уверяла, что их подозрения напрасны, мол, все это ложь от первого до последнего слова. Не возводите между нами стену недоверия. Кто-то проверяет нас на вшивость. А может, у кого-то из вас нервы развинтились. Даже кое с кем рассорилась. Дело чуть не дошло до раздрая в коллективе, потому что многие сотрудники сочли меня слишком самонадеянной».

«Вымыслы нужны для остроты сюжета. У-у… жалкие шептуны! Как часто в жизни злое меньшинство заявляет громче доброго большинства. И в политике такое не редкость», – комментировала я слова Эммы, увлекая ее в область, далекую от личных бед.