Ее величество кошка

– Знаниями, приобретенными за долгие века, они с готовностью поделились с простым котом… И с простой свиньей – с нашим королем!

От хрюканья зала дрожит потолок. Артур встает с трона и тычет в защитника своим раздвоенным копытцем:

– Что вы хотите этим сказать, мэтр?

– Много ли вы знаете видов, чья щедрость настолько велика, чтобы они допускали другие виды к своим знаниям, добытым тяжким трудом?

– Я протестую, ваше величество, – подает голос обвинитель. – Люди делали это не из щедрости, а ради своих якобы научных опытов. Обладатели дырки во лбу – не счастливые носители человеческого знания, а мученики!

– Продолжайте, досточтимый свидетель, – бесстрастно произносит Артур. – Мнение обвинителя не должно сбивать вас с толку.

Сиамец собирается с духом и объясняет с максимальной обстоятельностью:

– Женщина, организовавшая мое участие в этих опытах, в конце концов решила забрать меня к себе и прекрасно со мной обращалась.

– Какой приговор для этих людей вы предпочли бы? – спрашивает король Артур.

– Я за оправдание, ваше величество. Считаю, что от них больше добра, чем зла. Лично я их прощаю. И вообще, мне кажется, что прощение – признак развитости вида.

– Благодарю за ваше мудрое свидетельство, господин Пифагор, – произносит Бадинтер.

Сен-Жюст тоже хочет что-то сказать, но король заявляет, что разбирательство и так затянулось, ударяет молоточком и предлагает двенадцати присяжным удалиться в комнату для совещаний.

Мы молча ждем их возвращения.

Я думаю о своем: вот приду к власти – непременно обзаведусь отличительным символом, вроде короны Артура. Надо будет носить нечто, ясно указывающее на мое превосходство над остальными. Что-нибудь заметное издали и внушающее уважение. Необязательно корону из позолоченной бумаги. Первое, что приходит мне в голову, – лавровый венок, как у римских императоров. Уверена, он пойдет к моим зеленым глазам. Но лучше что-нибудь поженственнее, в большей степени присущее кошкам, например, венок из цветов. Цветы должны сильно пахнуть и ассоциироваться с моим правлением.

Нашла! Алые розы!

Мое правление будет организовано вокруг символа моего статуса. На голове венок из алых роз, на шее подвеска, в которой заключены все знания человечества. Я потребую, чтобы ко мне обращались «ваше величество» – получается же у свиней обращаться так к своему королю.

Хорошо бы внедрить формулу, напоминающую подданным, кто такие они и кто такая я.

«Ее величество Бастет Первая»?

«Ее кошачье величество»?

Эврика! «ЕЕ КОШАЧЬЕ ВЕЛИЧЕСТВО».

Присяжные возвращаются и сообщают, что готовы огласить вердикт.

– Кто считает, что обвиняемые невиновны? – спрашивает король Артур.

Поднимается всего одна нога.

– Кто воздержался?

Еще одна поднятая нога.

– Кто считает, что они виновны?

Остальные десять присяжных дружно поднимают правую ногу.

До меня доходит, что это судилище – маскарад, что обвинительный приговор был предопределен с самого начала.

– Один голос против осуждения, один присяжный не определился с выбором, десять голосов за. Два человека признаны виновными, и с ними поступят так же, как они поступали с нашими собратьями. Приговор – смертная казнь и переработка на колбасное изделие. Стопроцентная человечина!

– Ваше величество, подождите! – раздается голос.

Все оборачиваются. Пифагор тянет лапу.

– Что у вас еще, кот? – спрашивает Артур, раздраженный этим вмешательством.

– Требую Божьего суда!

Новое словосочетание, в первый раз его слышу! И, как погляжу, не я одна. Сам король – и тот не скрывает удивления. Сиамец уточняет свою мысль:

– Раз вы настолько внимательны к человечьим юридическим процедурам, то никак не можете пройти мимо ордалии – вида средневекового юридического процесса, полностью соответствующего, по моему мнению, создавшейся ситуации.

– Напомните, в чем она состоит.

– Слово «ордалия» буквально означает «Божий суд». Обвиняемого подвергали испытаниям. Если он выживал, то считался невиновным.

– Что за испытания? – интересуется заинтригованный Артур.

– Они могут быть самыми разными. Иногда обвиняемого бросали со связанными руками в воду, иногда заставляли пройти босиком по раскаленным углям. Но чаще всего ему устраивали поединок с самым изворотливым противником.

Король-судья в сомнении качает головой:

– И какой же поединок вы могли бы предложить в данной ситуации?

– Досточтимый бык считает корриду несправедливой, поэтому я предложил бы устроить ему схватку с людьми.

Артур оценивает уместность этого предложения, то и дело поправляя сползающую набок корону.

– Почему бы и нет? Но пусть бык сам решит, желает ли он в этом участвовать. Шампольон переводит, бык раздумывает и, наконец, отвечает:

– Должен сознаться, ваше величество, я всегда мечтал о такой корриде, где у сторон были бы равные шансы на победу.

– А вы, люди? Вы согласны принять этот вызов? – обращается Артур к подсудимым.

Роман Уэллс далеко не в восторге от такой перспективы, но, косясь на человеческие головы на серебряном подносе, поправляет свои очки в синей оправе и утвердительно кивает: