Эффект бабочки

– Пожалей Настю и вашего ребенка. Возвращайся, вырасти его, дай то, что я не смог дать своим детям, и будем считать, что мы квиты. Даже не так, будем считать, что ты сам с собой расквитался.

Глеб вдруг расплылся в улыбке. Вряд ли это следствие последних слов Владимира, просто информация постепенно доходит до разума…

– Можно я у вас хоть благословения попрошу, раз уж шанс выпал?

И видя, какие метаморфозы происходят с Глебом, а заодно и с местом – белый туман начинает потихоньку таять, Владимир улыбнулся в ответ.

– Я вроде как уже благословил, иначе, думаешь, занимался бы ерундой так долго?

Таяла не только белизна – очертания говорившего тоже начали смазываться.

– Я, похоже, возвращаюсь, – да и сам Глеб стал «подтаивать». Опустил взгляд на руки, следя за тем, как они растворяются, фаланга за фалангой. Чувство странное, но не страшное.

– Береги ее.

Ответить Глеб уже не успел – белизна сменилась темнотой, в которой противно пищали аппараты.

***

Настя давно выплакала все слезы, искусала губы, устала злиться и ждать. Не устала только надеяться. Шел четырнадцатый день в больнице. Даже кости у него, по словам врачей, начали хорошо заживать, а глаз он еще не открывал.

Когда просила – не реагировал, ругала – тоже нет. Плакала – даже не шевелился. Как ей сказали, длиться это может очень долго. Иногда люди лежат так годами. Но у нее нет годов, она уже не может ждать, а что будет, если это затянется?

Никто из родных даже не пытался больше вытолкать ее из палаты. Ездила она отсюда только в их квартиру, валилась на кровать, спала, пока не прозвенит будильник, а потом ехала обратно.

Однажды попросила, чтоб ей позволили ночевать прямо на кушетке в палате Глеба, но врач в категорической форме отказал, переводя стрелки на старшего Северова, который запретил.

Услышав это, девушка жутко разозлилась. Настолько, что даже не смогла сдержать возмущение в себе, вывалив его на Юрия при первой же встрече… Он же выслушал ее претензии стойко, но разрешать все равно не спешил…

– А если он проснется, а меня здесь нет..? – девушка тогда смотрела на старшего Северова отчаянно, даже не пытаясь прятать боль и страх, которые обычно скрывала от окружающих.

– Главное, что он проснется, Настенька… Проснется.

И он, увидев этот страх, поделился своей уверенностью. Поделился, пока хотя бы у него еще было, чем делиться, ведь с каждым днем верить становилось все сложней.

И пусть Настя сама понимала, что ее поведение, по меньшей мере, неразумно, но поделать с собой ничего не могла.

Запрокинув голову, девушка вытянула затекшие ноги, неосознанно дергая указательным пальцем в такт с тиканьем часов…

Сегодня, в принципе, неплохой день. Уже почти зима, а за окном – солнце, звонил Марк, сказал, что Снежана родила. Как ни странно… мальчика. Осталось дождаться, пока родит уже Саша, и спор можно будет считать закрытым. Андрей победил в школьной олимпиаде по математике. А всего-то и надо было лоботрясу, что взяться за ум. Мама приходила… Бабушка все же не выдержала – приехала. Сама Настя видела ее всего раз, предпочитая не расстраивать окружающих своим кислым видом, да и когда видеться, если она из палаты не вылезает?

Скоро сессия… И если этот упрямец не проснется, то все экзамены будут дружно завалены. Ее выгонят из университета, с работы тоже, кстати, выгонят. И придется вернуться в Бабочку… Снова на тумбу, в латексной юбке и казенных босоножках… Мстительно улыбнувшись, Настя вспомнила, как он бесился, зная, что она танцует в Баттерфляя.

Резко выпрямившись, Ася снова подошла к кровати, склонилась к уху. Самое время провести ежечасный ритуал по взыванию к голосу то ли совести, то ли разума, то ли жалости.

– Если не откроешь сейчас же глаза, Имагин, снова попрошусь в Бабочку. Амина возьмет, она тебе не Пирожок, твоих приказов не боится. А потом и Пирожка тоже найду, и с ним на свидание пойду. Уяснил? А кольцо твое… этой твоей бывшей отдам. Пусть радуется… Она, кстати, приходила. Я ее пустила, думала, может хоть ради нее проснешься, но ты, похоже, в принципе никого видеть не желаешь. Да, Имагин? – говорила Настя зло – провоцировала. Понимала, что бессмысленно провоцировать того, кто тебя не слышит, но заставить себя перестать разговаривать со спящим не могла. А потом опять, будто на американских горках, ныряя с вершины злости в пропасть отчаянья, Настя зашептала уже куда ласковей. – Глебушка, ну вернись ты, ну пожалуйста, я же так с ума сойду скоро.

Реакции – ноль. Пора бы давно привыкнуть, а она все продолжает на что-то надеяться… Каждый раз, закончив пламенную речь, еще замирает, затаив дыхание, прислушивается… И каждый раз облом.

Развернувшись, Настя направилась обратно к креслу. Теперь можно снова смотреть в потолок, сходить с ума под звук тикающих часов, засекать новый отрезок времени.

И какой же надо быть дурой, чтоб сидеть здесь две недели, ждать, надеяться, верить, а развернуться спиной именно тогда, когда он вдруг заходится кашлем, просыпаясь…