Эффект бабочки

– И что я? – какую-то часть событий той ночи Настя вспомнила, а что-то навеки осталось в памяти только Глеба.

– Сказала, что я его изобью.

– Я даже когда пьяная, Имагин, я очень сообразительная. – Глеб фыркнул, но промолчал. – Себя тоже бить будешь?

– Я мог бы, но сейчас проблематично, – мужчина скосил взгляд в сторону пострадавшей левой руки.

– Ну и ладно, – Настя тоже посмотрела на нее, пожалела мужчину, даже погладила. – Я другое еще помню. Тоже из той ночи. Ты меня тогда любить обещал.

– Было дело…

– Но о сроках мы не договаривались.

– И это значит…

– Ты попал, Имагин. Надолго, – Настя запрокинула голову, глядя влюбленными глазами на своего Глебушку.

– Ты тоже, Насть, надолго. – Глеб подмигнул, снова склоняясь к губам, а потом шепнул уже на выдохе. – Жизнь, это ведь долго, Бабочка?

Эпилог

Через восемь с лишним месяцев…

– Ох, Настенька, что-то мы совсем обегемотились… – девушка встала со скамьи, переступая с ноги на ногу. Делать это Настя пыталась максимально аккуратно. Впрочем, в последнее время ее жизнь вообще проходила под знаком «максимальная аккуратность» и «осторожно, Имагин бдит!».

Она много спала, много ела, много гуляла, а вот остального было мало. Коньки – отставить. Танцы – в топку. В университете – сдаем экстерном сессию и до свидания, на работе – уходим в декрет. Имагин включил маниакального папашу, и остановить его не могло ничто, а самое страшное – никто. Пытались вразумить многие, но это не лечится. Сегодня же Настя просто сбежала…

Встала в семь, тихо собралась, доехала до танцевальной школы на такси, поднялась на нужный этаж, посидела в раздевалке, отдыхая, теперь же собиралась зайти в зал…

На одной из полок в гримерной стоял тюбик с мазью, пахнущий так знакомо и так… обидно, но к нему Настя даже не притронулась – сегодня не понадобится.

Аккуратно опустившись уже в зале у зеркала на пол, Настя внимательно посмотрела на себя. После аварии прошло чуть меньше девяти месяцев. Она была глубоко беременна. Даже слишком глубоко, по словам врача, а Глеб, к счастью, полностью здоров. На нем зажило – как на собаке, и хоть рука еще иногда волновала, побаливая, признаваться в этом мужчина не спешил.

Поженились они все же не слишком помпезно, но, как казалось самой Насте, вполне весело. Жалела Настя только об одном – первый их с Глебом танец в свадебной жизни вышел не слишком-то фееричным… Практически стыдоба для танцовщицы, насколько не фееричным, но Имагин пообещал, что как только оправится, обязательно пойдет к ней в ученики и к десятилетнему юбилею свадьбы они сбацают уже что-то приличное. Верилось в это с трудом, но тогда, перетаптываясь с Глебом в центре свадебного зала, ощущая себя женой, а его мужем, Настя думать могла только о том, что танцевать с ним по жизни – лучшее, что только могло случиться с ней.

Жениться они успели еще до Нового года, а сразу после, с позволения врачей, укатили в медовый месяц.

Об этом периоде своей жизни Настя предпочитала вспоминать как можно реже, потому как проведен он был втроем: с мужем… и белым другом.

Зато как она рада была вернуться домой! Тут токсикоз, конечно, не прошел, но в родных стенах и с унитазом брататься как-то легче.

Глеб пошел на работу, сама она попыталась вернуться в школу и на учебу. Попыталась, потому что заполучив даже не приказ врача, а просто намек на то, что стрессов и излишних нагрузок лучше бы избегать, Имагин устроил Насте ту самую сессию экстерном и декрет.

Он ей устроил это, а она ему – скандал.

Но победила все равно дружба… то есть любовь. Было подписано пакт о ненападении. Насти – на мужа, мужа – на личное пространство жены после родов, ну а закреплено все по привычке кровью… в смысле честным словом и поцелуем.

Поднявшись с пола, Настя подошла к станку, оперлась о него руками, глядя в окно.

Зиму они продержались, весну простояли, теперь переживали первое совместное лето, отмечали тысячу и одну годовщину.

В день знакомства Настя даже хотела потащить Глеба в Баттерфляй, но он наотрез отказался. Сказал, что там сейчас опасно – там ведутся военные действия. Амина с новым управляющим, конечно, нашли точки соприкосновения, но очень уж от них искрит. Потому беременной женщине лучше туда не соваться. Да и не беременный Имагин предпочитал обходить заведение стороной. Не то, чтоб кого-то боялся, но жизнью дорожил (ему ведь еще жену любить и ребенка воспитывать), а когда заходил в Баттерфляй в последний раз, в него в прямом смысле попал снаряд.

Целилась Амина, очевидно, в другого человека, а попала в зазевавшегося Имагина. Получив приличную шишку, а потом слезные извинения главной бабочки и управляющего, Глеб решил, что о следующем визите непременно предупредит. Да и особой надобности в визитах не было – Бабочка медленно, но верно раскрывал крылья. Это делало Имагина еще более счастливым, хотя, казалось бы, куда счастливей?

Настя сощурилась, втягивая носом утренний свежий воздух, потом открыла глаза, глядя перед собой. Красиво…