Эффект безмолвия

Самшутрифмов написал немало сложнозакрученных стихов, оформленных во множество сборников, и почитал себя как поэтическую звезду. Его заманили в маленький нефтяной город чинными приемами, деньгами, угощениями и теплыми речами. Литературные цветы алчут материальное и расцветают в вазах с деньгами. Самшутрифмов расцвел. Он свел Хамовского и Квашнякова с более высокими литературными цветами, помог главе маленького нефтяного города и главному редактору его газеты вступить в союз писателей, помог Хамовскому с написанием книг… После этого, сообразно северному этикету, внимание к Самшутрифмову иссякло, как к опустевшей бутылке водки. Но использованный поэт хотел неусыпного внимания от маленького нефтяного города и жаждал нетленности своих заслуг.

Голос Самшутрифмова в телефонной трубке воскресил в памяти Алика его приезды и пьянки-гулянки. Как он мог забыть этого амбициозного брюзгу?

Речь Самшутрифмова и сейчас извергала столь яркие оттенки самолюбования, что Алик в первый момент разговора почувствовал стыд оттого, что скупо поприветствовал столь великую личность, сошедшую с небес на разговор с ним – жалким дождевым червем.

– Что-то вы, видимо, забыли, кто вас проводил в Союз писателей, – по-царски обвинил Самшутрифмов. – Когда я был на вашем телевидении, вы пробежали мимо меня, не удостоив внимания.

– Видимо были дела, не судите строго, – ответил Алик, не понимая о чем говорит его собеседник, и предупредительно напомнил. – Однако вы так трепетно к себе относитесь, настолько любите себя…

– Да, люблю, и у меня есть даже строки: «как можно не любить то единственное, что имеешь», – ответил Самшутрифмов с усмешкой, выдававшей пренебрежение к тем, кто не знал столь великих строк, которые, несмотря на банальность и общеизвестность, он присвоил себе. – А по вашему отношению тогда ощущалось, что вы не хотите встречаться со мной. Я был неприятно удивлен.

Голос Самшутрифмова звучал назидательно и сердито. Баня, принадлежавшая Управлению физической культуры и спорта в маленьком нефтяном городе, пиво и строганина из нельмы с солью и черным перцем, и трое: Самшутрифмов, Конепейкин, похожий на бомжа поэт маленького нефтяного города, и Алик. Квашняков не пил и не участвовал. Это счастье осталось в прошлом. Как кратко счастье, даруемое теми, кто кормит.

– Что вы, – попытался успокоить фигуру литературы Алик. – Меня оттирают от вас. Я еле ваш телефонный номер узнал. Да и звоню – ради вас. Союз писателей вас разыскивает. Съезд послезавтра.

– Я уже год как сменил телефон, а им надо бы знать, – проворчал Самшутрифмов.

– Кстати, не подскажете, как выйти на литературные премии? У меня книжка получила «Золотое перо России» по журналистике, но по сути – она – произведение литературы, – проявил свой интерес Алик.

– Что ж, похлопочу за вас на премию Мамина-Сибиряка, – размеренно произнося слова, согласился Самшутрифмов. – Но придется взнос внести, что-то заплатить. Ведь это коммерческая организация. Ваши-то: Хамовский и Квашняков – получили премию Мамина-Сибиряка. Но звание денег стоит. Примерно тридцать тысяч. За меня, например, администрация вашего города заплатила. Я первый эту премию получил. Хамовский и Квашняков сами же ее и учредили. Они хорошо писателей прикормили, тех, кто обладает решающим словом на литературных конкурсах! Кархамина та же. Что ж деньги многое решают. А можно вас и на Горьковскую премию, но там уже сто тысяч рублей. Примерно тридцать возвращают в конвертике. Плюс к тому – дешевенький дипломчик в дешевенькой рамочке и небольшой фуршетик за ваш счет… А я!!! Я им помог создать ячейку Союза российских писателей, а они меня побоку! К Хердаму перекинулись, председателю отделения Союза писателей России. Я теперь им не нужен, наш-то Союз российский писателей – всего лишь альтернативный.

– Ну что ж, спасибо на добром слове, – поблагодарил Алик. – Не забудьте позвонить в Союз.

– Только вы о нашем разговоре никому, – вспомнил Самшутрифмов. – Пусть это останется между нами.

– Конечно, – пообещал Алик, но он был всего лишь журналистом.

***

Из разговора с Самшутрифмовым получалось, что Хамовский с Квашняковым с какими-то литераторами учредили литературный конкурс Мамина-Сибиряка только для того, чтобы лично получить литературные дипломы о признании своих книг. Алик вспомнил, как на заседании городской Думы, Квашняков оговорился на эту тайную тему, оправдывая денежные затраты: поездка в деревню, где жил Мамин-Сибиряк, установка ему памятника, мероприятия, посвященные писателю, ничего не значащего для маленького нефтяного города…

«А ежегодные литературные осени маленького нефтяного города! – напомнил себе Алик. – Все бюджетные организации рассчитывались за желание Хамовского стать писателем, за его многотомные издания, написанные купленными профессионалами. Даже телерадиокомпания, перед тем, как я стал главным редактором, оплачивала по приказу Квашнякова проезд в маленький нефтяной город и обратно всем литературным гостям. Пупик боялась списывать эти деньги, но потеряла страх, когда Квашняков выписал ей хорошую премию…»