Эффект безмолвия

Алик отправил в эфир всю боль и ярость от несправедливости, творившейся в зале суда, горечь того, что все замечания, высказанные им в адрес медицины маленького нефтяного города, даже не обсуждались руководством города. Наоборот, небольшие неточности – капля в море истины – использовались властью, чтобы наказать его.

Глаза его блестели невыплаканными слезами, под ними темнели синяки усталости, но голос был убедителен.

Опровержение не было классическим, оно не походило на заискивающее поведение нашкодившей собачонки, но не противоречило Закону. Он вставил в опровержение оспоренный главным врачом кусок программы, а далее высмеял как самого Прислужкова, так и судебное решение, точно приведя его аргументы, но снабдив соответствующими комментариями:

– Главный врач вынужденно согласился с тем, что врачи виноваты в сокращении продолжительности жизни, что в стоматологии много лет не работает рентген, что барокамера закуплена и не работает, что нет многих узких специалистов. Главный врач не согласился лишь с тем, что в городской больнице есть искусственная почка. И, судя по решению суда, ее действительно нет…

Так он начал программу. Еще получая ответы на информационные запросы, Алик заметил, что главный врач крайне невнимателен к терминам и цифрам, даже на суде он ошибся в названии телеканала, на котором выходили программы телерадиокомпании маленького нефтяного города.

– Подобный ум способен на многое, – кинул Алик в эфир. – И разве можно обвинять в чем-то суд, которым известно кто руководит и который известно на основании чего работает.

Последняя фраза прозвучала на фоне таблички, висевшей на входе в здание суда маленького нефтяного города, где были указаны фамилии судей, работавших в суде маленького нефтяного города, в том числе и Хамовской – жены главы города. Далее Алик запустил иронию в область трагическую, что должно было создать сумасшедший

резонанс в душах тех, кто действительно пострадал:

– Суд согласился с главным врачом в том, что люди здесь не умирают от отсутствия аппарата искусственной почки. Поэтому уважаемые горожане, если кто-то из ваших родственников умер по этой причине, то, по логике решения суда, он вовсе не умер, и вам надо сходить или съездить на кладбище и забрать оттуда здорового человека…

И тут же выразил понимание:

– К сожалению, люди, чьи родные умерли в городской больнице никогда или крайне редко обращаются в СМИ, не желая напоминать себе о постигшем их горе…

Рассказал Алик и о близко знакомом ему случае с Глебом, чтобы телезрители поняли, что он – с ними – понимает их и не только понимает, но и выстрадал.

В завершении опровержения Алик рассказал обо всех известных ему нарушениях закона Прислужковым, совершенных за истекший год, и пожелал судье Хулеш и ее близким крепкого здоровья и никогда не попадать в больницу.

***

Сотрудники телерадиокомпании поглядывали сквозь стекло, расположенное между монтажным пультом и студией, на работу Алика, следили за его действиями по мониторам. Программа удалась. Косаченко позвонила Алику из телецентра и сказала:

– Меня аж трясло всю, когда я смотрела!

«Крепкие эмоции действительно пробивают экран», – подумал тогда Алик.

В подъезде соседские мужики, встречая его, уважительно жали руку и говорили:

– Давай, дай этой медицине, а мы тебя поддержим, если что.

На улице его опять стали узнавать неизвестные люди. Они подходили и рассказывали трагические истории, многие обещали подойти в телерадиокомпанию и выступить в поддержку, но Алик не верил никому. Он знал цену народным обещаниям. Народ – это большое ничто, и в этом Алик не ошибся.

Программа-опровержение транслировалась пять праздничных дней, первые дни Нового года, каждый день по три раза. Многие ее посмотрели неоднократно. Звонок из администрации города прозвенел в квартире Алика на четвертый день трансляции. Звонила начальник юридического отдела администрации города Хиронова.

– Сколько вы еще собираетесь транслировать опровержение? – спросила она сухо.

– Завтра последний день, согласно решению суда, – ответил Алик и спросил. – А что такое?

– Люди звонят, спрашивают: местному телевидению показывать больше нечего? – ответила Хиронова.

Алик знал этих людей: Прислужков, не знавший, куда деваться от телевизионного экрана, Хамовский, не ведавший, как прекратить праздничный скандал, Клизмович, желающий быть в стае, Пидашковский, поспешивший доложить, Бредятин…

– Завтра последний раз покажем и все, – ответил он и положил трубку.

***

Не надо поднимать великие тяжести – перенапряжение… и мимолетная слабость может лишить способности сдвигать и малое. Алик понимал, что он не сможет долго работать в таком темпе.

«Скоро меня сомнут, – размышлял он. – Если я не напишу книгу, то все будет зря».

Он заставлял себя работать сверх силы и сверх меры. Актеры крутились вокруг него, не придуманные персонажи, а невероятно живые, наполненные ядом мщения и скоро, – понимал Алик, – этих ядовитых персонажей вокруг меня будет не меньше, чем мошек в летней тайге.