Эффект безмолвия

Система власти – всего лишь монтажная схема, по которой собран действующий механизм управления людьми маленького нефтяного города, входящий в механизм управления всего государства российского, но эта схема начинена притертыми друг к другу исполнителями. Система выстраивалась против него. Система – это множество людей. И хотя любое множество распадается на единицы, но каждая из этих единиц проходит типичную обработку и потому обладает типичными качествами.

Жители маленького нефтяного города продолжали благодарить Алика за программы с критикой городской больницы маленького нефтяного города и его судебной системы. Такого количества положительных отзывов Алик не слышал, как ему казалось, никогда, или много лет назад в период распространения его газеты «Дробинка». Его благодарили и по телефону, и в такси, и на улицах, и на городских рынках, его благодарили даже сотрудники милиции. Но все эти благодарности разлетались, словно пыль по ветру, они сгорали, исчезали, только покидая гортани благодарящих, превращались в мелкий пепел и уносились в неизвестную сторону. Это были краткие вздохи оживших и очеловечевшихся на мгновенье элементов системы.

Все жители маленького нефтяного города – были пылью, разрозненной пылью, в которой появлялся цемент, только когда на эту пыль вываливалось обращение власти, той самой власти, которая и делала пыль из этих людей, из этих боящихся возмутиться и защитить свои права жителей маленького нефтяного города.

В каждой живой системе есть центральная фигура, на которой все держится. В маленьком нефтяном городе центром был Хамовский, создавший вокруг себя ряд самостоятельных центров: Сирова, Бредятин, Квашняков… – это была система вертолетов, поддерживающих определенный порядок жизни над ужасающей власть пропастью. Поэтому люди власти, в первую очередь, стремятся уничтожить объект своего беспокойства, и лишь некоторые из них разбираются потом в причинах. Поэтому, чтобы не быть уничтоженным, не надо становиться объектом беспокойства, но Алик давно перешел эту границу. Искать помощи можно было только вне системы, но система вобрала все.

ПРОКУРАТУРА ШПЕНДРИКОВА

«То, что правосудие слепо – это одна беда, вторая состоит в том, что слепо раздается и право творить правосудие».

Прокуратура маленького нефтяного города знала разных прокуроров. И несуразного, словно недогоревшее дерево, Коптилкина, и элегантно-властного Заматерских, и сухого, словно барабанная палочка, Лакеева.

Новый прокурор Шпендриков сразу не понравился Алику: его хулиганскую походку пацана, отбирающего мелочь у детей, не исправило ни образование, ни возраст, а тюремная сутулость, характеризовала Шпендикова, как человека, способного на серьезные нарушения закона, не привыкшего выделяться из толпы и привыкшего почитать власть. Руки в карманах усиливали образ человека, малокультурного, не желающего провоцировать тех, кто может дать по роже.

Все это Алик разглядел, поглядывая сверху на Шпендрикова, когда тот поднимался по лестнице на второй этаж прокуратуры, где и был его кабинет. Одет, однако, прокурор, был вполне добротно, а вместо типичной для мелких хулиганов кепки на нем была стилизованная под кепку норковая шапка.

«Тут хрен дождешься справедливости и защиты от репрессий властей», – сделал мысленный вывод Алик…

Следователь прокуратуры Пузовников никак не мог подобрать себе подходящий вращающийся стул. Его огромная тяжеловесная туша, обтянутая голубой форменной тканью, продавливала все пластиковые седалища так, что он остро ощущал штырь вращения. Оттого он нервно крутился на этом стуле, менял позы, но штырь вращения все равно тревожил. И это телесно-интерьерное неудобство, обусловленное прогрессирующим сахарным диабетом и нерасчетливыми конструкторами вращающихся кресел, отражалась и на всех решениях Пузовникова, делавших их быстрыми и скорыми, и словно бы продавленными мистическим стержнем, выносящим из них сердцевину.

Именно Пузовников пригласил Алика на беседу, ради которой тот и отпросился у врача Яконец. Еще до встречи Алик уже знал про Пузовникова, что тот в свое время лежал в городской больнице, и тоже строчил жалобы на врачей, и даже приглашал в больницу работников санэпидемстанции, старательно показывая им места, где таится грязь.

Грязные места больницы Пузовников выявил и описал дотошно, поэтому, несмотря на то, что медсестры старательно скрывали грязь за ведрами, швабрами,.. все недостатки были найдены и претворились в жалобу. За свое активное поведение больной следователь прокуратуры Пузовников получил от юристов городской больницы встречную жалобу, причем настолько искусную, что едва удержался на рабочем месте.

Судя по героическому прошлому Пузовникова, Алик мог ожидать от него сочувствия и – возможно – снисходительного отношения к своим заявлениям.

Однако последняя надежда испарилась с первой фразой Пузовникова.