Эффект безмолвия

– Хорошо, но не хватает точности и увлекательности.

– Полено не шелестит листьями.

– Уже лучше. В этой фразе ярче контраст между жизнью и смертью, поэзией и рационализмом…»

Крылья самолета колебались, как тонкие прутики на ветру. Следы, которые оставлял Алик, следуя в отпуск, все больше приобретали контуры случайных мыслей.

«За что мне дается жизнь? – спросил себя он, опасливо глядя из иллюминатора. – Что я должен делать, чтобы иметь право жить? Почему господь должен пощадить меня в этом полете, а не уронить где-нибудь? Это дань кому-то из летящих пассажиров, или мне?»

Это была лишь поверхность океана мыслей. Как золотые искры – блики на водной поверхности – никогда не станут золотом, так и поверхностные мысли. Надо погрузиться в океан раздумий, чтобы созерцать необычных рыб. Вылавливать их и готовить. Где та рыба, та самая мысль, за которую меня можно пощадить и наградить жизнью?

«Золотое перо – это лишь аванс. Я напишу продолжение!» – вспомнил он, чувствуя, как успокаивается.

Облака теснились внизу и бесконечным матрасом стелились до горизонта. Их податливая плоть не имела цены. Они исчезали и возрождались. Их гнал ветер, они истощались от дождя, но вновь возникали. Они были непобедимы. Но разве можно общаться с облаками, обращаясь к земле? Бога можно постичь, только стремясь к нему, почему же большинство смотрит под ноги?

В Минводах сияла весенняя жара.

«Как мал стал мир. Несколько часов полета – и из зимы – в лето. Просто, как закрыть дверцу морозилки, – думал Алик под уговоры таксиста, который все сбрасывал и сбрасывал цену.

– Деньги не играют роли, я хочу прогуляться, – втолковал, наконец, Алик, и таксист разочарованно отстал…

Санаторий «Виктория» привлекал низкими ценами, рядом расположенным медицинским центром и оазисом природной красоты, возле которого фотографировались ессентукские молодожены.

Минеральная вода, куда только можно, и грязь…

Вымазанный горячей грязью и завернутый, словно переросший ребенок, в плотную по-серо-зеленевшую от частого употребления ткань, Алик смотрел на гипсовых атлантов, в напряженных позах застывших у потолка. По его лицу тек пот, какой мог бы течь и по лицам атлантов, но атланты были гипсовыми, а лоб Алика обтирала салфеткой медсестра, которой он приплачивал по сто рублей за процедуру.

«Великая сила грязи состоит в том, что если не пускать ее внутрь, организм впитывает из нее только хорошее, обретая новую силу, – размышлял Алик о своем политическом окружении в маленьком нефтяном городе через аналогию с простым медицинским процессом. – Но главное – очищаться, только смыв грязь, испытываешь чувство обновления».

Как вы понимаете, последняя мысль возникла, когда после душа он вышел из кабинки грязелечебницы и устроился в кресле со стаканчиком горячего чая с шиповником.

Приятная расслабленность, прогулка по городку, солнце и шишки, словно мелкие ежики, лежавшие в траве дремучего городского парка Победы…

Как тут не рассуждать?

«Грязь отваливается только с движущихся объектов, – вывел Алик общую истину, соскребая остаток процедуры с руки, и далее принялся рассуждать сам с собой.

– Нужно короче и понятнее.

– Движущееся очищается, стоячее тускнеет.

– Уже лучше».

Работая с грязью, часть ее принимаешь на себя, – мимоходом вывел он свойство работы журналиста из мужчины, выбивавшего ковер, и тут же уточнил. – Очищая, отдаляйся.

«Но хуже, когда, находясь в грязи, грязь не замечают, – опять переключился Алик. – Грязь всепроникающа, она легко перелетает с замусоренных тротуаров в легкие, в сердце, с грязных сердец в чистое сердце, как легко проникает маринад в помидоры, уложенные в одну банку. Не передавайте свое сердце в банки. Сердца любой группы квасятся в одном рассоле. Комната, наполненная людьми, уже предполагает рассол для их сердец, вкус их общежития, своеобразие вкусовых добавок, запахов. Мечты засоленного помидора о свежести запоздалы. Каждый пропитывается вкусом ближнего».

Он любил приход мысленного собеседника…

– Молодой человек, который час? – спросила крепко сложенная женщина, похожая на цыганку.

Алик ответил.

Женщина внимательно поглядела на него.

– Над вами витает большая зависть, – произнесла она таким же бесцветным тоном, каким Алик назвал ей время, и пошла дальше.

«Неужели, и здесь я не расстался с окружением, – подумал он, глядя вслед уличной прорицательнице. – Неужели грязь настолько прилипчива, или это нечистые слова глупой женщины?»

Но что есть грязь и чистота, как не относительные понятия? Абсолютной чистоты нет. В операционной можно найти грязь и главная – пациент. Даже божественная чистота всегда видна сквозь тучи, туман, пыль и преломляющий свет воздух… Даже божественная чистота – не чиста.

Пешеходные дорожки огибали и приближали красоты сквера «Виктории». Они, то скрываясь под роскошными ветвями, то открываясь небу, подводили к беседкам и водопаду, к мосткам через искусственный водоем, но в обеденное время эти дорожки походили на разветвленные патрубки огромного пылесоса, вовлекающего отдыхающих в обеденный зал.