Эффект Сюзан

Для меня это было таким же обычным делом, как отвозить их в детский сад или в школу, как пытаться помогать им входить во взрослую жизнь. Я хотела облегчить им переход той черты, когда придется отпустить их и невозможно будет уже их оберегать. Я пыталась помочь им входить в сон при помощи историй.

В детстве я пугалась приближающегося сна. Лежа в темноте, я замирала, а потом появлялся страх. Бесконечный, непостижимый, всеобъемлющий. И я как-то пробиралась сквозь этот страх. Хотя я и лежала, сжавшись в комок, это было похоже на путешествие. Постепенно все погружалось в темноту, и, наконец, наступал сон.

Страх прошел, когда я поняла, что такое периодическая таблица. Все оказалось очень просто. Я увидела таблицу с элементами и сразу все поняла. Появилась какая-то гарантия. Карта высшего порядка.

Именно это ощущение я и пыталась передать детям. Сначала я читала какую-нибудь сказку, а они сидели прижавшись ко мне. Затем я выключала свет. В темноте я рассказывала им последнюю историю.

Она всегда была как-то связана с физикой. Я рассказывала о ящике Зайонца^[23], наполненном невидимым светом. Об интуитивной гениальности Фарадея. О том, как весь мир ждал подтверждения общей теории относительности Королевским астрономическим обществом в Берлингтон-хаусе в ноябре 1919 года.

Я хотела предложить им какой-то мостик, порядок и гармонию для перехода в сон, диаграмму того единственного, на что можно положиться. Я хотела показать им, что можно, взяв взрослого за руку, пройти по световой дорожке до того места, где сон примет ребенка в свои объятия.

Ничего не получилось.

Или, точнее, получилось с Харальдом, — он не сводил с меня глаз в темноте. Я говорила и чувствовала, как он внимательно слушает и как мышцы его постепенно расслабляются. В конце концов, когда я замолкала, проходило несколько секунд — и он погружался в сон.

С Тит все было иначе. Она никогда не возражала, но, когда я вставала, чтобы выключить свет, и она понимала, что сейчас последует заключительный рассказ, она перебиралась на свою кровать.

Я пыталась узнать у нее, почему так. Она так и не объяснила мне. Не говоря ни слова, она оставляла нас с Харальдом в одиночестве в темноте, погружалась в себя и засыпала.

Я так ничего и не поняла. Это оставило болезненный осадок. Маленький ребенок, которому всего лишь три года, отпускает твою руку и уходит один туда, куда его можно было бы проводить.

Позднее я несколько раз пыталась ее расспросить. Ответа я не получила.

Теперь она останавливается. Лошадь останавливается. Мир останавливается. Лес останавливается.

— Когда ты рассказывала свои истории, ты пыталась построить для нас с Харальдом комнату. Я это понимала, и не только потому, что слышала твои слова. Ты пыталась создать залитую ярким светом комнату. Идеальную комнату. Физика пытается конструировать идеальные комнаты, так ты нам говорила. Совершенные светонепроницаемые комнаты, воздухонепроницаемые комнаты, невесомые комнаты, стерильные комнаты. Вы с папой пытались создать такую комнату для нас с Харальдом. И лучше всего я понимала это, когда ты рассказывала свои истории. И у тебя получилось, у тебя почти что получилось. Но мне не хотелось в такую комнату. Потому что, если бы я зашла туда, мне было бы очень трудно оттуда выйти. Вот в чем дело. Если человек может создать место, где нет никакого страдания, это… становится опасно. Потому что тогда может возникнуть желание остаться там навсегда.

Я слышу каждое ее слово — и чувствую себя в состоянии свободного падения. Как будто лесная тропинка ушла из-под моих ног.

— Ты хотела внести исправления в мир, мама. Как вносят исправления в научный отчет.

Мы идем назад к дому.

Я ставлю на стол еду. Харальд откладывает нож и вилку.

— В тысяча девятьсот шестидесятом году Соединенные Штаты и Советский Союз вместе обладали ядерным оружием суммарной мощностью эквивалентной трем тоннам тротила на каждого человека на Земле.

Я закрываю глаза и надеюсь, что он замолчит, но он продолжает.

— Магрете Сплид описывает, как близкие к президенту США круги добивались разрешения на внезапный ядерный удар. И когда они не получили разрешения, они сами, в обход президента и правительства, организовали ряд провокаций против русских, чтобы попытаться втянуть их в войну. В одной статье она рассматривает каждую из локальных войн, в которые были вовлечены сверхдержавы после Второй мировой войны. Ни одна из них не закончилась однозначной победой. Корейская война — яркий тому пример. Миллионы погибших, вся Северная Корея в руинах. Ситуация была на грани ядерной войны. И все заканчивается сохранением статус-кво. Магрете подводит итог исследованиям, посвященным принятию решений во время Холодной войны. Увеличение ядерных арсеналов не имело на самом деле никаких военно-стратегических или внешнеполитических причин. Их лоббировали военно-промышленный комплекс и наиболее агрессивная часть военных и администрации. Как в Советском Союзе, так и в Штатах. И Дания все эти годы участвовала в этом процессе, этакий маленький, нерешительный, но тем не менее явный член НАТО.