Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга I

Пустыня спросила верблюда: «Почему ты все время идешь ко мне?» — «Потому что ты одинока», — ответил верблюд: Пустыне захотелось заплакать, по даже слез у нее не было. Верблюд прильнул грудью к пустыне и с тех пор не расставался с ней.

Китайская поэтесса Дуань Янь

Гамилькар послал Сашка па разведку. В порту возвышались горы гниющего арахиса, над ними мириадами носились мухи цеце. На обшарпанных стенах джибутийского вокзала, живо напомнившего Сашку вокзал на станции Блюменталь, висели потрепанные листовки с фотографией Гамилькара четырехгодичной давности. Полиция четыре года назад оценила его голову в миллиард инфляционных итальянских лир — всего лишь в месячную зарплату итальянского колонизатора, но в громадную сумму для обыкновенного африканца. Фотографии были непохожи, но Гамилькара здесь знали все собаки и шакалы, и он на всякий случай решил не входить в Джибути, а совершить трудный пеший переход по эфиопской пустыне к офирскому плоскогорью (нанять домашних верблюдов уже не хватало электрума, а ловить диких — времени), чтобы сбить с толку всех тайных и явных искателей Офира и замести следы пред райскими вратами.

Гамилькар тащил на плечах бахчисарайскую колонку и березовое полено, за ним шла графиня с узлом на груди и самоваром на спине, за ними плелся Сашко с аккордеоном и с глупой в пустыне новогодней елкой. Черчилль то исчезал, то появлялся, он резвился в песках, предчувствуя близость Офира. Всех кормил аккордеон. Аккордеон такой интересный инструмент, что всегда принесет денег. Рояль, скрипка, труба — не то. Сашко пел неслыханные здесь частушки:

Разбойнички!Караванчики!

Трамвайчики!Траливайчики!

За ними увязывались караваны верблюдов. (Погонщики знают, что при звуках песни верблюд хмелеет, приходит в восторг и легче несет свой груз.) На привалах кочевники подавали им хлеб и воду, слушали частушки, и на их твердокаменных пыльных лицах появлялось подобие удивления, одобрения и даже улыбки.

Вся кочевая Африка была на ногах. Закончилась грандиозная война, оружия было навалом, его гнали через прозрачные границы. Эфиопия походила на шумный проходной двор. Арабы, душманы, халдеи, басмачи, потемкинцы, миссионеры, белогвардейцы, англичане с пробковыми головами, вероломные итальянцы, просто воры без роду и племени ходили пешком и на верблюдах по всей Африке, перегоняли коз и овец, торговали винчестерами, солониной, пряностями, английскими ботинками, русскими папахами, немецким обмундированием.

«В Офир ведет много дорог, не только одна железная, — писал в „Дневнике“ Гумилев. — Есть и шоссейная, и мостовая, можно пройти проселками, тропами, огородами, можно по бездорожью. Но лучше всего идти через Африку — из Севастополя или Одессы через Босфор и Суэцкий канал в Красное море до Джибути; от Джибути по железной дороге — можно на верблюдах, ослах, мулах или пешком — в Аддис-Абебу. Дальше — сложнее. Можно спросить дорогу в Офир; может быть, вам ответят; может быть, вам укажут верную дорогу; но следует помнить, что дорога в Офир своя для каждого; дорог в Офир много, но каждая проходит через душу и совесть конкретного человека, и, даже если вам скажут правду, можно не туда попасть. Если человек разговаривает с туземцами добродушно и вежливо, то он может пройти невредимым по земле даже самых дурных племен в Африке и выйти па дорогу, ведущую в Офир. Но нельзя проходить по стране бегом, нужно дать народу время познакомиться с тобой, чтобы успели улечься первоначальные опасения. Какая страна, такие и жители, — говорят в Офире. — Сомали похожа на рог, на тупик, — поэтому сомалийские мужчины тупые и все рогаты. Египтяне — ленивы, потому что им все приносит Нил. „Эфиоп твою мать“ — этим все сказано: страна похожа на присевшую под кустиком женщину. В России любят слонов, потому что там их родина; в Офире любят людей, потому что Офир — родина, человечества. Офиряне принадлежат к эфиопскому типу; а эфиопы есть не переходной тип между неграми и европейцами, а наоборот: это основной, прадорасовый человеческий тип — доказано, что первые офиряне Адам и Ева безусловно были черными и похожими на Пушкина. Европейцы, азиаты и американцы толком не знают, где находится страна Офир, только догадываются — Офир для них такая же легенда, что и Атлантида, Кижи, Эльдорадо, Лапута или Земля Санникова; зато почти все африканцы, кроме самых нелюбознательных, знают, как добраться в Офир; но и тут надо знать, как подъехать. Да и въехать не просто. В Офир на козе не въедешь, а с верблюдами не впускают. В Офир можно проехать на спокойном ослике…» (Конец цитаты.)