Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II

«Наши бомбы имели химический запал, — писал Савинков, — они были снабжены двумя крестообразно помещенными трубками с зажигательными и детонаторными приборами. Первые состояли из наполненных серной кислотой тонких стеклянных трубок с баллонами и надетыми на них свинцовыми грузами. Эти грузы, при падении снаряда в любом положении, ломали стеклянные трубки; серная кислота выливалась и воспламеняла смесь бертолетовой соли с сахаром. Воспламенение же этого состава производило сперва взрыв гремучей ртути, а потом и динамита, наполнявшего снаряд. Неустранимая опасность при заряжении заключалась в том, что тонкое стекло трубки могло легко сломаться в руках. При любом резком или даже неловком движении бомба могла взорваться».

— Все это не так, — сказала уязвленная графиня. — Я не знаю, какое отношение имеет Дмитрий Иванович к этому дилетантскому рецепту… Сахар какой-то, соль… Перцу не хватает. Если бы Дмитрий Иванович Менделеев решил взорвать Александра III или Муссолини, то рецепт бомбы был бы совсем другим. Совсем-совсем другим. Все это не так.

— А как, объясните.

— Совсем не так.

— Ладно, продолжим. — Комиссар продолжил чтение: — «…а также обнаружены и приобщены к делу: пакет магнезии, один ареометр с непонятными надписями на русском или болгарском языке, две лампочки Яблочкина, кулек хлористого кальция, пятнадцать железных треножников, три десятка топких стеклянных трубок, несчитанные пробирки, мензурки; колбы, щипцы, пинцеты, медицинские весы, черные резиновые перчатки, пачка неиспользованных презервативов…» Целый динамитный завод, — усмехнулся комиссар полиции. — А презервативы вам для чего?

Графиня пожала плечами.

— Бомбы фиксировать при переноске, чтобы избежать резких толчков, — ответил за нее комиссар.

— В библиотеке все записано, — сказала графиня.

— Так и запишем, как записано: презервативы — для амортизации. А стрихнинчик? Стрихнином пули набивали?

— Нет, к стрихнину я отношения не имела. Когда мне доставили два жестяных цилиндра, я наполнила их динамитом и пулями.

— Отравленными?

— Да.

— Стрихнином?

— У вас что-то со слухом? — спросила графиня. — Надо уши мыть. Да, стрихнином.

— Вы упомянули о металлических цилиндрах. Мы искали Цилиндры, но не нашли никаких цилиндров, кроме пустых жестянок от «…» консервов.

— Ваших карабинеров, наверно, плохо кормят.

— Это почему? Нормально питаются.

— При обыске они вскрыли и сожрали консервы.

— Они вскрывали консервы, чтобы найти бомбу, — объяснил комиссар.

— Зачем же так рисковать и портить консервы? Я просто склеила плоский картонный футляр, вложила в него металлический снаряд и оклеила футляр книжной обложкой.

Комиссар полиции взглянул на Библию в руках графини.

— Что вы хотите сказать? — хмуро спросил он, отводя взгляд.

Графиня ничего не ответила, поглаживая крокодилью кожу Библии.

Комиссар приподнялся со стула.

— Сидеть! — тихо приказала графиня. — Иначе взорву здесь все к долбаной матери!

— К какой-какой матери? — не понял комиссар.

— К ебаной матери! — более доходчиво пояснила графиня.

Он понял и наконец-то испугался.

— Что у вас там? — шепотом спросил комиссар.

— Бомба, — просто ответила графиня.

— Мама мия, дурак, как же я не догадался! — схватился за голову комиссар. — В «Капитале» тоже была бомба…

— Сидеть!

— Я сижу, сижу, — успокоил ее комиссар.

— Вот и сидите.

Комиссар неуютно посидел и спросил:

— Чего вы хотите от меня?

— Еще не знаю. Подумаю. Пусть чаю принесут, два стакана. Сидеть! Позовите охранника, пусть чай принесет. Два стакана. Нет, три!

Напившись крепкого чаю до полного прояснения в голове, графиня начала шантажировать комиссара полиции, угрожать взрывом полицейского комиссариата: в руках-де, мол, у нее замаскированный в Библии снаряд, стоит раскрыть книгу, как последует взрыв такой-то силы в таком-то радиусе, разнесет все вокруг к такой-то матери, объясняла графиня, даже руины Колизея не устоят.

Комиссар никак не мог определить — обманывает его эта русская или говорит правду? Русских не поймешь. Требования графини Узейро очень уж решительные: немедленно накормить ее, переодеть во все чистое, выдать мешок американских долларов, парабеллум, патроны к нему, бутылку водки, подогнать к тюрьме «роллс-ройс» с полным баком бензина и т. д. Комиссар позвонил самому Бенито Муссолини и доложил о требованиях русско-эфиопской террористки. Тот почмякал губами и заорал в трубку:

— Русской дать все, что просит, вывести из тюрьмы, при посадке в автомобиль вырвать Библию из рук, вернуть в тюрьму, изнасиловать всем взводом карабинеров и повесить вверх ногами.

Опять вызвали следователя Нуразбекова. Тот спросил графиню по-русски:

— Чего же ты хочешь, Элка? Ничего у тебя с ними не выйдет, убьют. Дуче пожертвует хоть всем полицейским комиссариатом.

— А мне плевать, — ответила графиня.

— Мне тоже, — вдруг согласился Нуразбеков. — Ты говори спокойно, они не понимают.

— Тебя как зовут, забыла?

— Нураз я. Ну что, Эл, взорвем эту итальянскую бадэгу к чертовой матери? Ты не бойся, я не предам. Ты Библию не выпускай из рук, не выпускай. Не верь никому. Веришь мне? И мне не верь.

— Прости, Нураз, не верю я тебе.