Он подошел к большой мраморной доске, на которой топорщились лампочки, сияли циферблаты и рукоятки.
— Я посылаю телеграмму, милая Минни. Вы можете сегодня же к вечеру вернуться домой на моем аэроплане. Хотите, чтобы я сообщил о вашем возвращении?
— Ах, нет, Сесиль. Я никогда больше не решусь на такое воздушное путешествие. Нет, нет, я вернусь в Ветербюри обыкновенным способом.
— Так я успокою ваших родителей, что вы в безопасности и что все скоро объяснится. Я не могу им сказать, где вы находитесь. Мне необходимо продолжать свои работы в полном одиночестве и никто не должен знать, где находится моя лаборатория.
— Поступайте так, как вам нужно, Сесиль.
— Благодарю вас. Право, я не могу себе простить, что вовлек вас в такую неприятную историю.
— Я ни о чем не жалею. Здесь все так необычно…
Монкальм стал выстукивать по азбуке Морзе.
— Теперь ваши родные скоро успокоятся, а мы с вами выпьем чаю…
Монкальм дотронулся до клавиатуры. Вошел слуга и неподвижно встал у дверей.
— Это мой верный Диего, — сказал Сесиль. — Он видит моими глазами и слышит моими ушами. У него, у счастливца, нет мозга. Это такая надоедливая вещь — мозг!
— Сесиль, я боюсь. Вы меня заставляете жить в каком-то кошмаре.
— Диего — безобидный автомат, не бойтесь, дорогая.
Сесиль задвигал рычажком на сверкающей поверхности реостата.
— Диего, чаю. Мы торопимся.
Автомат повернулся, исчез с быстротой молнии и вернулся со столиком на колесах, на котором был сервирован чай.
— Вы теперь успокоились, Минни? — спросил девушку Сесиль. — Конечно, вам здесь все должно казаться странным. Но я всего только сделал прыжок во времени, ускорил некоторые изобретения, о которых, быть может, уже думали люди. Все — звенья одной цепи. Только ускорен ритм — вот и все. Но иной раз и мне страшно…
— Страшно? — снова обеспокоилась Минни.
— Я боюсь, что люди еще недостаточно культурны, чтобы пользоваться моими открытиями. Бедное человечество все еще раздирается бесплодными страстями… В одном грамме металла скрыта атомная энергия, равная шести миллиардам лошадиных сил. Чтобы ее освободить, нужно было диссонировать атомы. Вот мое открытие.
— Но это совершенно сбивает с толку, Сесиль.
— Если такими силами пользоваться для разрушения, меньше чем через два часа исчезнет весь человеческий род, всякие признаки животной жизни. Вот почему я скрылся для своих работ в эту берлогу, точно старый алхимик из сказки. Я хотел до конца оставаться единственным хозяином своих опытов. Я сознавал, что берусь за страшное дело. Малейшая небрежность могла стоить жизни не мне одному. Вот почему я окружил старый форт Везувий, мое неуютное жилище, завесой из молекул, преломляющей излучения в горизонтальном направлении, но направляющей их вертикально, к высоким слоям атмосферы, туда, где они не могут вредить обитателям нашей планеты. Эта завеса «Омега» поднимается на большую высоту…
— Ах, понимаю: мой спуск сюда, как на подъемной машине?
— Да, отчасти это так. Выбираться отсюда вам придется по этой же невидимой трубе.
— Никогда, Сесиль!
— Тогда запаситесь терпением. Завеса «Омега» прочна, и мне придется проделать в ней брешь действием лучей. Это атомное разрушение потребует, по крайней мере, восьми дней.
— Тем хуже! Я хочу выйти через дверь, а не через трубу. Но объясните же мне, как вы меня заполучили сюда.
— Тут придется начать издалека. Возьмем пример: очень твердый камень. Между тем, эфир преспокойно путешествует в этом камне.
— То есть как это?
— Эфир проникает камень, как проникает и все тела. И мы сами не можем избегнуть этого. Наш организм не только широко раскрывает двери для проникающих в него микробов, но омывается эфиром и электромагнитными волнами. Наши чувства, без помощи науки, никогда не дали бы нам возможности даже догадываться о присутствии электрических течений. Но отсюда исходят все дальнейшие открытия, и существование эфира подтвердилось электромагнетическими явлениями. Оставалось овладеть этими таинственными волнами. И я это сделал.
Сесиль сказал это совершенно просто. Он окинул взглядом аппараты лаборатории.
— Чтобы прийти к этому результату, я должен был заставить эфир перейти из одного состояния в другое, сделать его сначала жидким, потом твердым. Чтобы вызвать ужасную, необходимую мне энергию, я не имел выбора. Нужно было решить задачу разложения материи, освободить внутриатомную энергию и это тоже я сделал.
— Ах, Сесиль, как вы работали… И вы добились всего в этом одиночестве?