Ефремовы. Без ретуши

Символично, что, когда «заговорщики» собрались на квартире у Прудкина, по радио передавали выступление Бориса Ливанова, который читал «Песнь о вещем Олеге»: «Как ныне взбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…» И ведь так оно, собственно, и было в случае с Ефремовым. Он шел в МХАТ, чтобы отомстить «неразумным хазарам» за то, что они когда-то забраковали его как мхатовца. А также чтобы «разрушить Карфаген» – старый МХАТ, а на его руинах построить новый, ефремовский. «Заговорщики» об этом даже не догадывались. Называя кандидатуру Ефремова, они надеялись, что им удастся управлять им, сделав его «ручным» режиссером. Почему они так решили – непонятно. Ведь еще когда Ефремов пробовался на роль Деточкина в «Берегись автомобиля», по его адресу было брошено определение «волк в овечьей шкуре». Под маской «доброго доктора Айболита» в герое нашего рассказа скрывался совершенно иной человек. И мхатовские «старики» это скоро поймут, но будет поздно. А Борис Ливанов понял это практически сразу – то ли умом своим, то ли интуицией.

Рассказывает В. Шиловский:

«МХАТ поехал на гастроли в Киев. Борис Ливанов сначала был с труппой, но через пару дней уехал в Москву. Как-то мы сидели за столом, обедали. Рядом с нашим столом был стол Прудкиных. Вдруг открываются двери, входит Борис Николаевич. Подходит к Марку Прудкину и со всего размаха бьет по столу, так что подпрыгивает посуда. И очень громко говорит:

– Марк, ты предатель! Ты не меня предал, ты МХАТ предал. И трагедия в том, что МХАТ перестанет существовать. – Ливанов еще раз грохнул кулаком по столу и ушел.

Мы всю ночь просидели у Прудкина, обсуждая, что же ждет МХАТ с приходом Ефремова. Прудкин слушал нас очень внимательно и сказал:

– Все будет хорошо. Вы только никому не говорите!..» Именно Борис Ливанов запустил в народ горькую фразу «Враги сожгли родную МХАТу». И ведь прав окажется старик – до пожара останется всего-то ничего – чуть больше полутора десятка лет. К счастью, сам Ливанов до этого момента не доживет.

Что касается «Современника», то он тогда отправился на гастроли в Среднюю Азию, и оттуда Фурцева вызвала к себе Ефремова – для окончательного разговора. В итоге Ефремов дал окончательное согласие возглавить МХАТ. Он вернулся из Москвы к своим коллегам по «Современнику» сильно выпившим, собрал «стариков» на общее собрание и сказал: «МХАТ гибнет, Фурцева предложила мне стать главным режиссером, чтобы спасти театр. Я согласился». И позвал ведущих актеров труппы уйти вместе с ним. И все дружно… отказались. После чего принялись увещевать Ефремова. Так, Игорь Кваша сказал: «Нельзя спасти театр, в котором главное – партийная организация и местком». А возлюбленная Ефремова – актриса Нина Дорошина – выразилась еще жестче: «Олег Николаевич, вы хотите, чтобы мы влились в труппу МХАТа и стали спасителями? Давайте представим: стоит ведро с помоями, и что, если влить туда бутылочку чистой воды, они чище станут?» То есть тогдашний МХАТ был назван ведром помоев, очистить которое было уже нельзя. Естественно, «Современник» при таком раскладе олицетворялся с чистым родниковым источником, хотя это было далеко не так – своих помоев и в нем хватало. Как пишет В. Шиловский: «Еще студентами мы были влюблены в Олега Николаевича Ефремова, многие мои однокурсники были приглашены в труппу «Современника». Но нас поражало, с какой легкостью нарушаются элементарные этические нормы в этом театре. Как легко выгоняют артистов из театра. Причем все козни строились за спиной у намеченной жертвы, и тайным голосованием жертву увольняли. А жертва, не зная, кто был за, а кто против, благодарила сослуживцев за участие…»

Возвращаясь к фразе, сказанной Н. Дорошиной, отметим саму постановку вопроса: пусть этот «помойный» МХАТ и дальше «воняет», но мы помогать ему не будем. Однако Ефремов думал иначе. Может быть, еще и потому, что давно разочаровался в большинстве своих соратников. Впрочем, как и те в нем. Что, кстати, подтвердили и результаты того двухдневного (!) собрания: с Ефремовым согласились уйти в МХАТ только два человека – Михаил Козаков и Евгений Евстигнеев (год спустя к ним присоединится Александр Калягин). Оставшиеся же решили выбрать себе коллективного вождя в виде художественной коллегии. В нее вошли Галина Волчек, Лилия Толмачева (первая жена Ефремова, которую он тоже звал в МХАТ, но она отказалась), Игорь Кваша, Андрей Мягков, Виктор Сергачев и Олег Табаков (17 августа 1970 года ему как раз исполнилось 35 лет).