Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Тем временем новость о бегстве Помпея после поражения в битве при Фарсале достигла Пелусия, и в крепости начался военный совет, участники которого ожесточенно спорили о том, как следует поступить с беглецом – позволить ему ступить на египетскую землю или приказать искать себе убежище в другом месте. Из всех собравшихся только мемфисский верховный жрец Акорей утверждал, что им следует выполнить священный долг и принять гостя. Когда корабли Помпея оказались в зоне видимости, жрец как раз, вскочив на ноги, доказывал необходимость помочь бывшему консулу.

Внезапно раздался крик: «Неужели мы примем Помпея, в то время как весь остальной мир отвергает его?», и расстроенный Акорей спешно сел на свое место. Потин ответил на этот вопрос: «Пусть ищет себе другое убежище». Но параллельно в его голове зрел гораздо более зловещий план. Потин понимал, что после битвы при Фарсале звезда Помпея закатилась, а Цезарь, наоборот, оказался в зените славы, и благоразумнее всего было заслужить признательность победителя, покончив с его противником. Он шепотом пересказал свою идею на ухо царю, и юный Птолемей кивнул в знак одобрения.

Военный совет закончился. Ахилла и Луций Септимий, бывший трибун в легионах Габиния, оставленных в Александрии, добровольно вызвались стать палачами. Они сели в простую рыбацкую лодку, пришвартовались к триреме и заявили, что Помпей – желанный гость для Египта. Римлянин замешкался – льстивые слова посланцев в сочетании со странным судном, на котором они приплыли, вызвали у него подозрение, но Ахилла заявил, будто причиной столь недостойной высокопоставленного гостя встречи является мелководье. Помпей со вздохом пересел в лодку. Садясь рядом с Ахиллой, он полушепотом произнес строку из сочинения Софокла:

Когда к тирану в дом войдет свободный муж,

Он в тот же самый миг рабом становится[71].

Корнелию, готовившуюся последовать за супругом, Помпей попросил подождать и посмотреть, что произойдет с ним, когда он окажется на берегу. Это были последние слова, с которыми он обратился к оставшимся на корабле. Приказав гребцам взяться за весла, Ахилла направил лодку к берегу. Воцарилась тишина. Никто из сидевших в лодке не говорил и даже не шевелился. Септимий вытянулся, как на военном построении, и Помпей понял, что его спутник был легионером. Присмотревшись к нему повнимательнее, бывший консул тихо промолвил: «Если я не ошибаюсь, то узнаю моего старого соратника»[72]

, и Септимий кивнул. Помпей снова вздохнул и, достав из рукава текст своего обращения к Птолемею, стал его читать. Увидев, что его спутник занят, Септимий вынул свой меч и нажал пальцем на кончик лезвия, проверяя его остроту.

Лодка подошла к берегу, и Помпей поднялся, чтобы сойти с нее, а затем увидел, как блестит на солнечном свете металл. Он задержал дыхание и закрыл глаза, а Септимий ударил его мечом, целясь в сердце. Убийца промахнулся, но Помпей, потерявший сознание, упал на скамьи для гребцов. Затем подлый Ахилла сделал шаг вперед и стал бить Помпея мечом до тех пор, пока тот не испустил дух. Сойдя на берег, убийца нанизал голову Помпея на копье и с победным видом показал ее царю, а обезглавленное тело гребцы сбросили в воду. Там волны мотали его до тех пор, пока вольноотпущенник Филипп и старый легионер Корд, тайно пришедшие на берег после наступления темноты, не сложили небольшой костер и не сожгли останки. Так настал конец Помпея, прозванного Великим, которого «так долго сопровождала удача, покинувшая его в единственный миг, когда ему был нанесен смертельный удар».

Через несколько дней в Александрию прибыл Цезарь. После битвы при Фарсале он опередил свою пехоту и поспешно направился верхом в Сест, город на берегу Геллеспонта. Там он остановился в ожидании своих легионов. Но они были слишком далеко, и, охваченный нетерпением, Цезарь вместе с сопровождавшими его людьми пересек пролив в хлипких береговых шлюпках. Где-то на середине пути он решил, будто его ждет неминуемая гибель. К лодкам приближалась эскадра вражеских кораблей, и Цезарь мог быть захвачен в плен. Но ему сопутствовала особая удача, и вместо того, чтобы предать Цезаря, капитан стал просить у него прощения и передал свои триремы в его распоряжение. Оказавшись на острове Родос, Цезарь узнал, что Помпей собирался укрыться в Египте, и направился в Александрию. Через три дня его корабль вошел в порт, и Феодот, захватив с собой голову Помпея и его перстень с печатью, поспешил подняться на борт, чтобы поприветствовать победителя в сражении при Фарсале.