Эгипет. Том 1

— Что ты там читаешь?

Роузи показала ему «Надкушенные яблоки».

— Интересно, — сказала она. — А это правда, что Шекспир в детстве сбежал из дома, чтобы стать актером?

Бони улыбнулся. Его вставные зубы были такими же старыми, как у большинства людей — свои собственные. Фарфор местами истерся, под ним проблескивало золото.

— Я никогда не спрашивал, где там правда, — произнес он. — Он перерыл немало книг.

— Ты ведь знал его, правда?

— Сэнди Крафта? Конечно. Да уж, мы с Сэнди были старые приятели.

— Сэнди?

— Так его все называли.

Роузи посмотрела с изнанки на бумажную обложку. Там была фотография Феллоуза Крафта: мужчина неопределенного возраста, в открытой рубашке, с кротким взглядом, подпер голову кулаком, светлая челка спадает на лоб. Тридцать лет назад? Сорок? Книга датирована 1941-м, но фотография могла быть и старше.

— Хм, — сказала она. — Он жил в Каменебойне.

— Ну, в общем, неподалеку оттуда. Да ты помнишь этот дом. Он купил его в конце тридцатых. Теперь дом принадлежит Фонду. Сэнди немного сотрудничал с Фондом. У нас есть издательские права, ты не поверишь, но они все еще приносят кое-какой доход. — Он сомкнул трясущиеся руки за спиной и посмотрел в окно. — Он был чудесный человек, мне его не хватает.

— У него остались родные?

— Ну нет, — опять усмехнулся Бони. — Сэнди и слышать не хотел о женитьбе, понимаешь, есть такие…

— Да, — сказала Роузи. — Да уж.

— …что называется, убежденный холостяк.

— Но ведь и тебя можно так назвать.

— Ну… — Он бросил на Роузи лукавый взгляд. — В зависимости от того, как произносишь эту фразу, она может означать совсем разные вещи. Не смей распускать обо мне сплетни.

Роузи рассмеялась. Ох уж эта старинная деликатность. Она знала, что у самого Бони была какая-то застарелая тайна, потаенная печаль, о которой не следовало даже упоминать, какая-то история, которая могла разрастись в грандиозный скандал, но так и не разрослась. А теперь из-за этого не бывает скандалов, теперь все свободно говорят об этом, обсуждают, дают советы. Она посмотрела на широкую подъездную дорожку возле дома. Под кленами был припаркован ее фургон, загруженный по самую крышу пожитками, которые она до сих пор так и не собралась распаковать. Бони пустил ее к себе безо всяких расспросов, как будто она просто приехала погостить, а миссис Писки, прослужившая у него экономкой лет примерно с тысячу, слушалась его и понимала с полуслова. Вот, миссис Пи, Роузи и Сэм поживут у нас немножко, как думаете, спальня на западной стороне сгодится? Там есть ванная и маленький будуарчик. Ну, мистер Расмуссен, там еще нужно проветрить, и вообще я сейчас же займусь там уборкой, хорошо, когда рядом живет молодежь. Любую горесть, думала Роузи, любую застарелую боль можно умерить, если просто ничего не объяснять, если просто хочется уехать, а почему — ты еще не придумала. Может, миссис Писки и лицемерка; конечно, она Уже успела мельком бросить взгляд на те вещи, которые Роузи привезла в дом, зримое выражение полной жизненной неразберихи, все шиворот навыворот, и Сэм смущенная и чумазенькая — безусловно, Писки есть о чем подумать; но насчет Бони Роузи была уверена: он не только ничего лишнего не сказал, но, судя по его бурной радости, ничего лишнего и не подумал.

Аркадия. Что бы она делала, если бы нельзя было приехать в Аркадию, думала она смиренно, в огромную тускло-коричневую Аркадию с большой, выстланной плитами верандой и плетеным шезлонгом, в котором можно было полежать с книжкой в блаженной прохладе, прямо как в детстве, с библиотечной книжкой, между страниц которой мелькало солнечное лето и далекие холмы; что бы она без всего этого делала? Как же, должно быть, мучаются люди, которым некуда сбежать, когда приходится сделать не самые приятные вещи, а они к этому не готовы?

— Ты заметила, — сказал Бони, увидев, что она вновь воткнулась в «Надкушенные яблоки», — как он использует кавычки вместо тире в диалогах?

— Ага, даже мешает немножко.

— Мне тоже. Трудно читать. А знаешь, зачем он так делает? Он мне как-то раз объяснил.

Сказал, что не может делать вид, будто исторические личности на самом деле говорили то, что он вкладывает в их уста, — мы же обычно берем в кавычки цитаты. На самом деле они никогда не говорили этих слов. А с помощью кавычек получается, как будто не настоящий разговор. Сэнди говорил: словно фантазируешь, грезишь о том, что они могли бы сказать или сделать. — Замерев, он медленно перевел взгляд вниз, на Сэм, которая потихоньку подходила к нему все ближе и ближе.

— Вот и все, — сказал он печально. Они с Сэм посмотрели друг на друга: она — задрав вверх свою белокурую головку, он — склонив свою, похожую на голову ящера. — Привет, Сэм.

Спасаясь от близости Бони, Сэм метнулась к матери и так с разбега бухнулась к ней на колени, что та охнула.

От удара «Надкушенные яблоки» захлопнулись, и Роузи пришлось заново искать страницу, на которой она остановилась.

Перед тем как уйти, уже взявшись за ручку двери, Бони замешкался.

— Роузи, — сказал он. — Можно тебя спросить?

— Конечно.

— Тебе ведь нужно будет посоветоваться с юристом?

— Ну, Бони…