Египетское метро

Впереди было возвышение, что-то вроде кафедры, и там слева за столом сидел роющийся в бумагах Б. Все четыре окна были закрыты ставнями, и в помещении горел свет. Мы с Фомой тихонько прошли к стульям и уселись в последнем ряду. Успели к самому началу. Через несколько минут после нашего прихода Б. поднялся из-за стола с листом плотной бумаги размером метр на метр или что-то около этого, вышел на середину кафедры и прикрепил его к стене на высоту своего роста. Затем он отошел к столу, взял ручку и вернулся к листу. Некоторое время он стоял перед листом опустив голову, как бы о чем-то раздумывая, потом, положив на лист левую растопыренную пятерню, поставил на листе почти в центре, но ближе к нижнему правому углу точку и навел ее пожирнее, после чего вернулся к столу, сел, взял книгу и уткнулся в нее. Занятие началось.

Народ на занятии присутствовал довольно разношерстный. Здесь были и совсем молодые люди обоего пола, и старики со старушками; какие-то субъекты полубродяжнического вида и вполне благополучные господа... Все как один уставились в поставленную Б. точку. Не отрывая взгляда, смотрел на точку и Фома. Кажется, только мне одному из всей этой сосредоточенной компании было скучновато, и я украдкой разглядывал кружковцев. А тут еще за два ряда перед нами, слева, я заметил очень недурную собой брюнетку, в соревновании с которой на привлекательность точка явно проигрывала. Так прошло сорок пять минут, по истечении которых Б. встал из-за стола, подошел к листу и снял его со стены. Члены кружка стали тихо подниматься и один за другим покидать помещение.

Мы с Фомой отмахали не меньше километра, прежде чем решились заговорить. Первым молчание нарушил я:

«Как думаешь, Фома: они на каждом занятии пялятся в эту точку?»

«Думаю, да. Только точка каждый раз ставится в другом месте».

«Ну, а вообще что скажешь по поводу увиденного?»

«Неплохо. Даже очень и очень неплохо. Да просто чудесно. Скажу так: сейчас, когда все вокруг точно помешались на расширении сознания – и это вместо того чтобы нещадно его щемить и держать в черном теле! – кружок сей просто как глоток чистого воздуха. Он освежает душу».

«Даешь расширение сужения сознания!» – пошутил я.

«Не кощунствуй. А Б. меня поразил. Кто бы мог подумать? Какой молодец, а?»

«Я тоже, признаться, не ожидал».

«Если бы у меня было достаточно денег, я бы с удовольствием поддержал это начинание».

«Можно было бы создать целую сеть, организацию или движение СС, – согласился я. – Вот только аббревиатура неудачная».

«Да, аббревиатура подкачала».

Жизнь полна совпадений. Свернув за угол, Фомин и Фомский вдруг увидели идущего навстречу знакомого художника, который в целях расширения сознания перепробовал чуть ли не все имеющиеся в природе наркотические вещества и слыл большим пропагандистом этого дела. Не сговариваясь, они укрылись в ближайшей подворотне.

«Фу-у-у...», – облегченно вздохнул Фомин, когда художник пронес свое расширенное сознание мимо них.

 Навеянный этой встречей монолог Фомина в переложении Фомского:

 Всякий мошенник для нас, благонравных людей, ненавистен,

 Но паразит, возжелавший нам наше сознанье расширить,

 Будет всегда на особом счету. Тут решать надо просто.

 Только заслышишь призывы хорька-расширителя – сразу

 Палку покрепче возьми, и без глупых ненужных базаров

 Раз за разом пройдись по хребту. Да и всему остальному

 (Голову только не трожь) удели часть усилий, чтоб за ночь

 Тело набрало объем равномерно и члены распухли

 В верной пропорции. Лучше ответа, чем тот, что получит

 Наш доброхот расширяльщик, узрев себя в зеркале утром,

 Нам не придумать. На том и покончим. Идем, где-то выпьем.

XI

На подоконник неуклюже, толкнувшись в стекло, сел дворовый голубь, и Тягин, оторвавшись от рукописи, поднял глаза. Кажется, собирался дождь. «Нда… заметно похолодало с тех беззаботных времен». Тут позвонил Хвёдор и сказал, что ждёт на улице, у ворот.

Торжественно серьезный, одетый как на именины шурин приехал на своем раздолбанном шарабане – его тарахтенье Тягин услышал сквозь открытую форточку за минуту до телефонного звонка. Под благовидным предлогом не жечь понапрасну дорогой бензин Тягин предложил взять такси, а машину оставить здесь, во дворе. Хвёдор не ответил. Внутри шарабан был не лучше, чем снаружи, а то и пострашнее. Грязные, в темных пятнах чехлы; на заднем сидении пара деревянных ящиков, набитых дружно гремевшими на каждом ухабе железками, крупно дребезжащие в пазах, прихваченные скотчем стекла и какая-то неопознанная штуковина, тяжело и гулко катавшаяся по полу всю дорогу и время от времени толкавшаяся в ноги. За рулем Хвёдор сидел словно кол проглотив. С той же мрачной невозмутимостью он, съехав на обочину, полчаса прокопался в моторе под дождём, когда его зловонный и чрезвычайно шумный агрегат стал глохнуть на полпути.