Его искали, а он нашелся (СИ)

Но это он - Господин игрушек своих, мастер мелодии своей и всех остальных, кто ее слышит. Обреченный на Одиночество не мог провернуть подобного просто потому, что голодная сущность его природы не дает таких подарков, не позволяет похожих подходов. Дает иные силы, могучие и опасные, но не такие, не такие же! Артефакт не был ответом, не мог быть им, ведь уже успел Господин просветить свою непокорную игрушку, перед тем, как та пала впервые, не найдя на нем подобных вещей. И пропустить столь необычную трель, какую издал бы подобный атрибут чародейства, он бы не сумел, не посмел и не стал бы!

Но тогда как?

Страсть кипит.

Кипит желание.

Он этого смертного жаждет еще сильнее.

Плоть на одной из рук материальной части тела обретает стальной блеск, с разочарованием отпуская ноту одной из слишком старых, слишком долго звучавших душ, овеществляя крайне необычное Чудо. Удар измененной рукой разбивает кристалл черноты, выпуская облако темноты, сокрытое внутри затвердевших чар. Ленты, крючья, иглы и даже несколько мелких тварей - всего этого хватило бы на снос небольшой крепости, но вся мощь иного плана всасывается стальным блеском жадного до иной силы Чуда. Перезвон сожаления о потерянной игрушке смешан с наслаждением от этого сожаления, того сорта, что понятно только тем, кто научился радоваться, отпуская навсегда.

Сложенная щепотью стальная рука бьет вперед, словно не замечая четвертьсотни шагов между ним и смертным, заставляя того снова обернуться плоской и пресной тенью, снова затихнуть мелодией, избавиться от ритма. Белый шум, лишенная всего изящества привычного изуверства насмешка над природой мироздания, за само существование которой приходит закономерная кара. С пальцев второй руки срываются сотни капелек черной, словно смола или алхимическая нефть, жидкости, оборачивая собою оставшийся силуэт, заставляя тот снова стать реальным либо кануть в Тень навсегда, когда чернота размоет двумерную тень и лишит призванного обратного пути. Десяток нитей, ведущих к Истоку, бьют плетьми, пробиваясь сквозь все защиты, существуя и не существуя одновременно, накрепко связывая их двоих, вынуждая смертного (хотя остался ли он смертным до сих пор, ведь он по-прежнему не вскрыл весть о его сути) принять навязываемую дуэль на поле изверга. Два разума сталкиваются друг с другом, и каким бы ни был чемпионом этот призванный, каким бы ни был он настоящим, но ему предопределено только поражение. Секунда, даже меньше нее - именно столько потребовалось архидьяволу, чтобы сломить оборону тишины и белого шума, заставить картину звука играть знакомую мелодию, вплетая ее в собственную. Память, чаяния, связи дружеские и товарищеские - все это стремительно осваивалось, просматривалось и, наконец-то, менялось под внутренний смех не сдерживающего экстаз Господина, сладостно допивающего последние аккорды чужой жиз...

слом

Плоть на одной из рук материальной части тела обретает стальной блеск, с разочарованием отпуская ноту одной из слишком старых, слишком долго звучавших душ, овеществляя крайне необычное Чудо. Удар измененной рукой разбивает кристалл черноты, который лопается с презрительной легкостью, открывая лишь пустоту подброшенной обманки, ложной цели, наспех слепленной и тщательно перекрашенной в нужные цвета уловки, силы которой не хватило бы даже на убийство простого зверя или рядового смертного воителя. От осознания впустую законченной, бесталанно растраченной мелодии клирика Стального Сердца звенит в глубине Хора лелеемая жажда, злость сладкая и совратительно клейкая, как щебетание певчей птицы.

Взмах покрытой сталью руки не сдерживается ничем, выпуская невидимую, неслышную и неостановимую смерть. Стальной указ, как его ни совращай, останется одним из сильнейших орудий никогда не бывавшей на Алурее религии, что просто обязано вынудить смертного обернуться тишиной... снова. Мечется в кисло-сладкой агонии Хор, пытаясь уловить остатки минувших воспоминаний, которых никогда не случалось. Будто видение, случившееся не раньше и не позже, но одновременно с произошедшим. Господин и все те гости его Хора, что смотрели на эту сцену, помнили, видели, знали иной ее исход. Словно два варианта одного события, образцово удачный и безобразно провальный.

Сталь пронзает суть так и не применившего знаковый и знакомый прием смертного, который тут же вспухает облаком черноты, опадая оземь и втягиваясь сияющими знаками и тающей плотью. Обманка, сброшенная подобно змеиной шкуре в тот же миг, как была выплюнута столь же обманная атака. Хор поет, выводит нужную ноту, заставляя развернуться спиной к оседающим клочкам черноты, пряча обнаженный Исток Ключей, принимая на скрещенные руки, укрытые пятью барьерами на основе трех планов, новый удар.