Его искали, а он нашелся (СИ)

Но сначала придется предать весь мир скопом, обрекая его на весьма незавидную судьбу, заодно страхуясь еще и на тот случай, если план тварей увенчается пшиком, а он, считай, в их нестройных рядах. Стать изгоем еще больше, стать еще более ненавистным, хотя это вроде и невозможно, обречь даже те крохи людского, что еще остались в нем, заключив очередную сделку, следуя своему неблагодарному пути, ведущему, как и полагается, в никуда. Рискнет ли он, посмеет ли, оставит ли тысячи и тысячи живых и дышащих наделенных на прокорм Пороку?

Ну, странный вопрос.

Весь мир и так давно выучил, что он, Эреб, - Пилдор, а среди Пилдоров сколь-либо добрых личностей никогда не было.

У любого явления, любой силы имеется точка резонации, после которой идет спад, преодоление которой кем-либо или чем-либо приводит к поражению, и сменивший троицу квартет опасно приблизился к тому, чтобы найти эту точку у него. По одиночке любой из них оставался тем же, кем они были еще троицей, но только обретя поддержку проклятого, их совместных усилий стало действительно хватать для создания серьезного напряжения. Господин все еще мог бросить на сражение все имеющиеся силы, просто задавив голой мощью там, где уже не хватает чистого искусства, но это будет ровно тем же поражением, какое ему пытаются навязать прямым боем.

Домен потерял слишком многое, а значит, он тоже многое потерял, Домен пожертвовал многими, а значит, он жертвовал частью себя, Домен поставил все на этот час, а значит, он тоже часть этой ставки, самая верхняя фишка на игральном столе, первая и последняя нота симфонии Похоти, которая либо завершит план длиной в века громогласным крещендо, либо столь же громогласно сгинет вместе со всей ставкой. Нисхождение вступает в завершительную фазу, по всему городу додавливают последние попытки атаковать ритуальные точки, загоняют еще не отдавшихся смертных в глухую оборону, но стоит прервать схождение сейчас и все рухнет. Даже если удастся удержать Вечный в Пекле, не отпустить его обратно, достанется он уже не ему, но другим Порокам, как достанется им и он сам, вместе со всем, что он имел и чем владеет, но не сумеет удержать.

Скучная проза мироздания, от которой даже за самым густым флером спрятаться не выйдет - прав тот, за кем сила, за кем число, за кем ресурсы. Поставив все, открыв тылы и лишившись права на отступление он либо обретет, либо потеряет. Но терять придется до конца, до края, до невозможности встать снова - ему этого не позволят в Пекле, а попытка убежать за его пределы встретит гнев вознесенных правителей и разгневанных смертных. Они так милы в своем желании наказать за любую попытку открыть им истину наслаждений, их мелодия никогда не слышит, не желает добровольно принять мелодию Порока, каким бы он ни был, всегда приходится сначала напеть, прошептать нужные слова, без которых не начнется принятия, не случиться чистой и радостной любви.

Больше всего ненависти доставляет именно последний из четырех, проклятый инфернал, настолько верный мертвому божку, что почти сам стал демоном, принял ношу Инферно, отрекся от всего и всех, ради... ради чего? Ради простого права быть несчастнее кого бы то ни было? Мерзкая жажда самому познавать муку и передавать ее словно заразу всем, кто посмеет коснуться носителя той заразы, была тем, за что Порок ненавидел Грех, за что Пекло воевало с Инферно при любой возможности. Жаль, что сами отреченные нечасто эту возможность давали, будучи слишком поглощены своей неподъемной ношей, чтобы всерьез влиять на мир, лишь изредка они выбирались из скорлупы, лишь совсем редко удавалось одним встретить других.

Живучесть демонов и слуг их не знает границ, не имеет аналогов - сама природа их дарует мучительнейшую из возможных форму бессмертия, нежеланного и непрошенного, но очень полезного в битве, если демона к той битве вынудить. Даже самого распоследнего служку, потерявшего Бога, искаженного мертвой его силой, уничтожить сложно даже легендарным тварям, не всякой из них это по силам. Истинно высоких Слуг или Вестников уничтожать и вовсе почти бессмысленно, бесполезно и вредно - они и сами воскреснут, и в погибели непроизвольно делятся своим проклятием с убийцей, даже если и не сопротивляются вовсе.

Даже сам по себе старик требует особого подхода, тактики битвы подходящей для демона, завязанной на чистый планарный урон и минимальный расход душ, которые от одного присутствия Греха обращаются огнями Свечей, что тут же гаснут, навсегда переносясь в залы Инферно. Чистыми атаками повредить демону не сложно, пусть даже пока не удалось распылить тело старика полностью. Все дело в его цепях - крайне неприятном артефакте неизвестной природы, проклятой природы, одно касание которого тоже проклинает, тоже отягощает чужой болью, болью того, кому терять уже нечего, кого утешать уже бессмысленно, кому плевать на все обещания. Даже мелодия старого демонопоклонника звучит не песней, пусть и сладостно-печальной, но лишь зубовным скрежетом и лязганьем цепей.